Ветер

Ненавижу, когда кто-то плачет, у меня прямо внутри все переворачивается.

— Сейчас, — бросил я и побежал на кухню, налил стакан воды и притащил его домовому.

Но, посмотрев на мою протянутую руку со стаканом, Емельяныч зарыдал сильнее.

— Да ты что? — не понимал я. — Может, тебе платок принести?

Он закивал, по-прежнему не говоря ни слова.

Когда домовой выпил воды и смачно высморкался в принесенный мною платок, ему полегчало.

— Что это было? — поинтересовался я, когда Емельяныч перестал всхлипывать.

Домовой тяжело вздохнул и пояснил:

— Твой дед мне никогда на мебеля садиться не разрешал, говорил, клопов еще напущу, и воды мне никто не приносил, — он поставил стакан на подлокотник, — и сопливчик, — и тут же попытался вернуть мне платок.

— Оставь себе, — отказался я.

— За руку ты меня взял, когда в кресло сажал, — продолжал домовой. — Не побрезговал.

Я пожал плечами.

— А разве у тебя руки грязные?

Тут домовой расплылся в улыбке.

— Ты, правда, так думаешь?

— Зачем мне врать?

— Благодетель! — воскликнул Емельяныч.

Я улыбнулся, забавно было смотреть на веселящегося старичка. И он тоже заулыбался, глядя на меня и блестя глазами.

— Всегда мечтал, чтобы меня хозяин в мебелю посадил, попить принес и… — он хитро посмотрел на меня. — А пряников купишь?

— Куплю, — пообещал я.

— Ура! — домовой от радости захлопал в ладоши, стакан упал и разбился. — А-а!

Он замолчал, а на лице отразился испуг.

Бабушка любила эти стаканы, и мне еще предстояло прослушать лекцию на тему: «Как обращаться с посудой». Но что мог сказать Емельянычу? Отлупить, что ли? Похоже, он именно этого и ждал.

Я сделал суровое лицо и сказал:

— Убирай.

На лицо домового вернулась улыбка.

— Момент, — пообещал он и умчался куда-то в сторону прихожей.

Я последовал за ним и нашел его у входной двери, только уже не одного, а с очень похожей на него старушкой, на голове у нее был повязан синий носовой платок, на ногах — пинетки, а на самой — коричневый детский костюмчик, не наш, но тоже явно украденный. В руках бабулька держала маленький веник и совок.

— Знакомьтесь, — важно произнес Иосиф Емельянович, — подъездная наша — Каусария Кутузовна, а это хозяин мой — Ветров Денис.

Я привалился к стене, чтобы устоять на ногах. Оказывается, есть не только домовые, но и подъездные. Интересно, а есть чердачные и подвальные?

В этот момент Каусария Кутузовна взвалила свой совок на плечо на манер ружья и, посерьезнев, спросила:

— Где?

— В комнате, — указал Емельяныч, — около кресла, — и важно добавил: — Это я в нем сидел.

Кутузовна даже присвистнула.

— Везет дуракам с хозяевами, — пробормотала она, а потом из комнаты донесся звук сметаемого стекла.

— Не знал, что бывают подъездные, — высказался я.

Емельяныч посмотрел на меня с жалостью.

— Да что ты вообще знаешь? Ты только два дня как начал мир познавать. Ладно, пошли еще кое с кем познакомлю, — и он потянул меня за штанину. Я не сопротивлялся и последовал за своим домовым на кухню.

— Вот! — торжественно провозгласил он, остановившись около холодильника. — Открывай.

— Холодильник?

— Ну.

Я послушался и потянул дверцу на себя.

— Приветик! — между баночками-скляночками сидел рыжий веснушчатый паренек одного с домовым размера, завернутый во что-то теплое, и… жрал колбасу!

— Приветик, — автоматически ответил я и повернулся к Емельянычу. — А это что за фрукт?

— Костя, холодильный.

— Какой фрукт? — заволновался холодильный. — Кто купил фруктов?

— Никто, — перебил я его радость.

Костик обиженно надул губы.

— Вечно они врут… Нет фруктов, нет и Кости! А ну закрой меня! Закрой, кому говорят!!!

Он заорал так дико, что я сразу же захлопнул дверцу.

— Чего это он?

Емельяныч пожал плечами.

— Голодный.

— Он же колбасу ест.

— Может, тоже пряник хочет? — предположил домовой. — Будешь покупать, три купи: мне, Костику и Кутузовне за работу.

— Килограмм куплю, — успокоил я его. — Слушай, а тут больше никто не живет?

— Кто?

— Ну, не знаю, туалетный какой-нибудь.

— Двое нас, — отрезал домовой, — я и Костя.