Дремучий случай

Я промолчал, он счел это за согласие и вышел.

Я закрыл глаза и попробовал расслабиться. Мне действительно нужно было набраться сил.

Вчерашнее желание умереть пропало. Нельзя потакать своим слабостям, надо бороться.

Я попытался составить план на будущее, свою жизнь без банды Змея. Получалось плохо. Что будет, если я как ни в чем не бывало объявлюсь в школе? Мохов тут же доложит Сазану, это как пить дать. И что потом? Сцена смерти номер два? Они уже считают, что я их предал, а потому будут бояться, что я сделаю это снова. А значит, попробуют убрать меня еще раз.

И какой же выход?

Ответов пока не находилось. Прятаться я тоже не мог. Мне вообще было тошно от мысли, что из-за тупоголового Сазана я стану менять свою жизнь.

А может поверить в судьбу, и будь что будет?

Эта мысль удивила меня самого. Выходит, послушал сумасшедшего старика и сам проникся фатализмом? Нет уж, увольте. Но планы на будущее и вправду были уж слишком туманными. От этого разболелась голова, снова потянуло в сон.

Как говорила Скарлет О’Хара: «Я подумаю об этом завтра».

Это была последняя мысль, пришедшая в мою больную голову. Я уснул.

Когда я проснулся, старик был дома. Сидел на своем трехногом табурете недалеко от меня и чистил картошку. На меня он не смотрел, и я мог бессовестно его разглядывать.

Бомж, обычный бомж, каких сотни на улицах. Странно, обычно такие люди вызывали у меня отвращение, ну или во всяком случае желание убраться от них как можно дальше. Как бы не хотелось этого признавать, Прохорович мне даже нравился. И домик его был очень аккуратным, пахло в нем сушеными травами.

Что ни говори, забавный старик. Интересно изъясняется. Речь у него необычная, но в то же время очень грамотная.

Как ни странно, внезапно у меня проснулось желание с ним поговорить — что-то меня все же заинтересовало в рассуждениях этого старика. Я по натуре своей никогда не был особо разговорчивым, так что, возможно, всему виной стал травяной отвар, который хоть и не содержал спирта, но уж очень мне его напоминал.

— Почему вы считаете, что каждый рождается для чего-то конкретного? — спросил я.

Старик вздрогнул, он не видел, что я проснулся. Его взгляд сфокусировался на мне и уже через секунду из удивленно превратился в довольный. Видимо, он тоже был не прочь поболтать.

— Не считаю, а знаю, — ответил старик, хитро прищурив глаза. — А ты будто бы не знал.

Это заявление было сродни утверждению: «Бог есть, его не может не быть».

Я пожал плечами, насколько позволяло мое избитое тело.

— Это вопрос веры, а не знания.

Федор Прохорович смерил меня оценивающим взглядом.

— Сколько тебе лет? — поинтересовался он.

— Шестнадцать.

Он хмыкнул.

— Ты очень необычно рассуждаешь для своего возраста. Хотя на вид тебе можно дать и пятнадцать, а может, и меньше.

— Ну спасибо, — обиделся я.

Старик рассмеялся.

— Вообще-то это был комплимент.

Я тоже улыбнулся в ответ. С ним было очень легко разговаривать. Несмотря на то, что он сказал, что, по его словам, я выглядел младше чем на пятнадцать, говорил он со мной на равных, а не так, как любят многие пожилые люди, — в снисходительно-поучительной манере.

— Вы считаете, что живете отшельником на окраине кладбища только из-за судьбы?

Сложно было представить, что человек родился, взрослел, учился в школе, и все это время у него на роду было написано стать бомжом, изгоем общества.

— А как же, значит, здесь мне и предстоит сделать то, ради чего родился, просто судьба подвела меня к нужному месту.

Какая-то уж очень печальная у него выходила вера, так судьба может вообще неизвестно куда завести, а ты, получается, молчи и терпи?

— Простите, конечно, но я что-то не вижу логики в ваших суждениях. А если ребенок грудной умирает? Он ведь, по-вашему, тоже зачем-то рождался? А если, к примеру, я рожден, чтобы президентом стать, а шел я, шел, а меня — раз-два! — и грузовиком переехало. Что тогда?

Но и теперь старик смотрел на меня прямо, а не снисходительно, хотя на его лице и было написано, что я спросил чушь. Мне стало не по себе.

— Что ж, объясню. — Старик тем временем выключил плиту и целиком переключился на меня. — Сейчас. — Он подтянул табурет и сел возле меня.

Интересно, вот секунду назад он был обычным бомжом, а сейчас на меня словно взирал пожилой профессор, просто плохо одетый. Может, раньше он и правда был преподавателем? Вполне возможно, говорят, они иногда странно свою жизнь заканчивают, например, с ума сходят.

— Твои примеры целиком и полностью неверны, — начал он лекцию, и речь его стала грамотной и размеренной. Ну точно, вылитый преподаватель. — Любой рождается с какой-то определенной целью. Тот же ребенок, который умирает через несколько минут после рождения. Думаешь, он ничего не успел? Напротив, он сделал очень многое. Успел. Своей смертью он изменил жизнь своих родителей, в хорошую или в плохую сторону — не известно, но изменил наверняка. И родился он и умер затем, чтобы жизнь тех, кто произвел его на свет, вильнула и пошла по пути, предназначенному им. Понимаешь? Все в мире взаимосвязано. Все мы звенья одной незримой, но всеобъемлющей цепи.