Страница 97 из 135
- Слабо верится. Слишком ты самонадеян. Слишком правильный. Слишком красиво говоришь.
- И что? Я хоть раз тебя обидел?
- Каждый день своего существования, когда попадался мне на глаза!
Егор не удержался и подал корпусом вперед, намеренно шокируя ее тем, что испытывал. Явное желание уперлось в живот девушки, от чего она невольно прикусила губу. Следом – гортанно всхлипнула.
- И чего же ты тогда спала со мной? Чего вчера целовала?
Жизель умолкла, опустив глаза к полу. Видно было, как тяжело ей сохранять спокойствие в столь интимной обстановке. Отвернувшись от него, девушка подняла руки перед собой и с силой оттолкнула мужчину от себя. Он ей это позволил. Открыв дверь, она выскользнула прочь, а Бессонов рванул следом. Им пора было завершить этот дурацкий разговор и разойтись красиво.
- Катя, если эта ненормальная еще хоть раз тебя куда-то потащит решать ее проблемы, позвони мне. Я просто пристрелю чокнутую стерву, – решительность предложения обескуражила всех присутствующих.
- Спасибо, Бес, но не стоит, – спокойно отмахнулась Катя, переведя свой внимательный взор с него на подругу. И тут же, побелела. Он видел, как молниеносно переменилась в лице Лисичка и хотел было что-то сказать, как вдруг Жизель обернулась.
- Ты такой же, конченый придурок, – истерично заорала она, опустив руки вдоль тела. - Умеешь только уничтожать, убивать и калечить. А что ты создал своими руками?
- Эля, - как будто издалека, услышал Бессонов слабый женский окрик, но для него весь мир сузился до размеров мини вселенной, где находился он, его комплексы и проблемы, а также – маленькая пигалица, нещадно втаптывающая его туда.
- Все вы такие. Ломаете, насилуете, унижаете. Ведь да? Ты бы и сейчас это мог сделать, верно? За то, что я подставила Катю, а ты боишься огорчить своего дружка?
Бес замер, переводя нерешительный взгляд с Эли на Катю и вновь назад. Слова, в последствии сказанные мужчиной, были пропитаны горечью и болью. Внутренние демоны вырвались из тех дальних темниц, куда он их уже однажды загнал. Тело его покрылось холодной испариной, и кровь отхлынула от лица. Это была моральная кастрация, полностью без анестезии:
- Да, я ублюдок и убийца. Я убивал и еще убью не раз, – вкрадчивый голос и затуманившиеся враз глаза, испугали девушек. Таким Беса никто из присутствующих не видел. Он же, тем временем, продолжал: - Этому меня учили, и это единственное, что я умею. У меня нет семьи, нет детей, нет моей женщины. И да, сейчас я хочу убить тебя за то, что мне пришлось пережить. Я ведь ни минуты не мог находиться вдали от вас, в спокойствии. Понимал же, что могу не успеть и не защитить женщину моего друга. Но чего я не делал никогда – то это не насиловал и не убивал женщин.
Переведя дыхание, он развернулся и ушел: - Отдыхайте. К малышке я отправил своих людей. Ее привезут утром.
Моральное опустошение. Как чувствует себя разбитый, растоптанный человек? Как выжатый лимон? Это слишком абстрактное и даже мягкое описание. Нет, он чувствовал себя так, будто его вновь пытали боевики, а следом – бросили под гусеницы танка, который вжимал его плоть в скалистую землю Кавказских гор. Следом, его облили кислотой и подожгли. Вот нечто отдаленно напоминающее его состояние.
Войдя в кухню, он обрадовался наличию пачки сигарет в кармане куртки. После того, как струйка дыма выскользнула из кончика сигареты, прикрыл глаза. Он же мужик, а не баба. Плакать не будет. Несмотря на ощущение бесконечной боли и бессилия. Несмотря на горестные воспоминания. Шрам обожгло новой приступообразной болью. Подняв руку к лицу, он коснулся своего увечья и закрыл глаза.
Почему он не умер тогда? Почему остался жить? В памяти то и дело всплывали кадры из прошлого. Как жемчужины в ожерелье, они прижимались друг к другу. Вот он, молодой и амбициозный красавец окончивший школу. Готовый на все, чтобы добиться успеха, чтобы показать себя миру. Страсть и первая любовь. Женитьба на первой красавице района. Вот, его отец отговаривает от участия в Чеченской компании. Следом – пытается отмазать, отговорить от похода в военкомат. Вот его стычка с Филином, разбитый нос и пара ушибов. Потеря сознания. А вот и учебка. Все знания, полученные в те годы, были отработаны до автоматизма. Элитное, мать его, подразделение.
Война. Снова война. Плен. Эти воспоминания умышленно стираются сознанием, чтобы сберечь оставшиеся куски человека, бывшего солдатом, боевым офицером. Он вновь закуривает и вновь тушит окурок. Так продолжается бесчисленное количество раз. Бессонов перестал считать на третьей сигарете. Зачем? Жажда смерти сильнее здравого смысла?
После – было возвращение к нормальной жизни. И это спустя несколько месяцев, проведенных в больничке. Что с ним только не делали врачи, дабы вернуть доброго молодца к жизни! Все возможное и невозможное. Жена, тем временем, развелась. Шустро продала квартиру и свалила за границу.
Вечно суетящаяся над ним мать давила, как и отец, с осуждением и неким подобием морального торжества в глазах. Взирающий на покалеченного отпрыска, он был явно счастлив. Словно так и кричал: смотри, а я тебя предупреждал. Жизнь в Москве превратилась в пытку, и однажды он сдался. Бросил все, вернулся в Киев.