Страница 30 из 37
Той после сдвоенного покура схватил состояние драчливого безразличия. До “нерукотворного” интима он добрался вовсе даже не без труда, но проявляя… и в итоге преодолел. Тут же, на входе в глубокую темень он был “захвачен”, а сделано это было сверхнастойчиво и без шансов Тоя к отступлению. Это было пленение, оно было дерзким и настолько же похотливым в своём желании. Тьма и пьяная дурь поначалу ввергли Тоя в предположительную неопределённость, но обхватившие его формы придали знаний. То была окончательно раскочегарившая себя Марина. Она истово впилась в Тоя и намеревалась буквально впихнуть его в себя. Той тщетно пытался соскрести со своего тела раззадоренную темнотой девчонку и испытывал некоторую стеснительность от её сисек, обвязавших его грудь. Но Марина, окончательно вскипев, схватила Тоя за руки и прилепила его ладони на свои пышные ягодицы.
– Проводишь потом? – мурлыкала Марина Тою в ухо и возбуждённо тёрлась о него. – У нас в сарайчике даже и зимой тепло… Ну, не холодно… Я и ключи взяла.
От всего этого мягко-шептательного дурмана в Тое разлился такой компот ощущений, вызванных природным инстинктом, что Той набух… снизу. Марина чётко схватила эту перемену и перешла к довершению запланированной идеи. Она впилась своими пухлыми губами в рот Тоя и, мощно проткнув свой язык через его зубы, принялась облизывать всё, что было внутри. Это была её ошибка и явный перебор в отношениях. Зов природы – это само собой, но допустить подобную слюнявость без чего-то, что должно было быть ещё дополнительно и обязательно – это оказалось для Тоя совершенно нетерпимым. Он аккуратно отодрал своё лицо от бурлившего страстями рта Марины и надёжно поместил его в совершенно недосягаемую зону – на плечо соблазнительницы, поближе к затылку и для верности закопал его в Марининых волосах. Она на какое-то мгновение отрешилась и отстранилась от Тоя, но её неодолимое запланированно-продуманное желание вкупе с воображением придали ей дополнительных страстей и она так пригвоздила себя к Тою, что танец перестал уже им быть. Марина тёрлась о Тоя как будто её груди и живот обрели тотальную чесотку. И Той тоже включился в процесс, подхватив этот юношеский вирус.
Подобные же “сцепки” обнаруживались шуршанием одежд и тисканьем губ и из других тёмных пристенков «большой комнаты». Наличие музыки перестало быть обязательным атрибутом танцев; сам же танец трансформировался в застой-захват с постоянным поиском нового ощущения для рук. “Горькая” так вдарила по стеснительности, что та немедленно повалилась вниз, взметнув с пола клубы пыли и задрав юбки с ног девчонок.
Той как-то скоро и бессознательно втёрся телом и руками во всё это похотливо-пухлое коварство. Инстинкт и алкоголь сожгли остатки брезгливости и прикончили прочую сидевшую в мозгу эстетическую неудовлетворённость. Похоти объединились, усилив друг друга, и образовали желание. Безучастными ко всему оставались лишь губы Тоя; они ещё более настойчиво и надёжней закапывались в начинавших отпотевать волосах Марины. Так всё и длилось и происходило… Прекратилось всё это также резко, как и началось и одновременно с ощущением противной липкости в трусах. Тоем овладела безмерная опустошённая отрешённость. Он сперва весьма деликатно, а затем всё решительней принялся разъединяться с Мариной, продолжавшей своё неистовство. Переход к более серьёзным возражениям предотвратил звонок в дверь.
Возникшая от звона суетливо-шорохливая тишина осветилась розовым абажуром, свет от которого оказался проворней рук, приводивших одежды в положение, принятое при их носке. И из разных обитаемых углов комнаты убаюкано-пьяно зазевало:
– Что за… чё?
– Хто эта?
– Чё это было?
Повторный звонок доказал своё присутствие в реальности и свою необходимость. И уже в следующее мгновение расцепившиеся вольнодумцы испытали нечто между недоумением и пьяненькой заторможенной сообразительностью; лица у всех вытянулись и молча, вопрошали к двери «будуара», открывшейся вслед окончанию звонка. А оттуда абсолютно явно и плотно на “автопилоте” вылупился Анастас. Лоцию ему заботливо обеспечивала Люба; весь её облик являл собой неудовлетворённую удовлетворённость, сдобренную сделанной попыткой и расцвеченную надеждой. Анастас же был сосредоточен неодолимым хотением «отлить», которое было намертво приколочено к его морде, а память его ног, хоть и не твёрдо, но волокла его к унитазу.
– Ты звонил?.. звонил… Звонил?!.. – попытался прояснить ситуацию Фасоль, но в чём-то засомневался и осёкся. Он выпучил глаза, сразу как-то осунулся и затряс головой, пытаясь что-то из неё выкинуть, но это ему не удалось и, в итоге – его заколодило с открытым ртом. Нина слегка хлопнула ему снизу по челюсти и видимо всё же причинила некоторое неудобство, потому что Фасоль клацнул зубами, но мягко и тут же “зафырил” носом.
– Это вы там? Или кто? – прохрипел сухим ртом Той, обращаясь к Любе, а Анастаса придержал за плечо. Но это было уже чересчур, потому что всё решали буквально секунды. Анастас крайне недоброжелательно обрубил руку Тоя со своего, терпящего бедствие тела, и проследовал к намеченной ногами цели. В коридоре он сцепился со стулом, но был своевременно поддержан Любой; поверженный стул гробанулся об пол и, отлетев к входной двери, там и упокоился.
– Приведений в доме не держите? – обнаружился в темноте Тюль вопросом к Лизе.
– Барабашка, ты где? Выходи, нальём! – возгласил Толстый, но почему-то смотрел при этом куда-то вправо и вверх.
– Мальчики, а вы случаем, не до чортиков ли нахлебались? Может, хватит уже? – Марина явно требовала прекращения всего этого и продолжения всего того. Она опять липко прижалась к Тою, демонстрируя неизменность своих предпочтений и цели.
Розовый абажур засветил грудь Марины, вновь ожившую томными вздохами и так и напиравшую на Тоя, вызывая в нём непоседливое раздражение. Парни, однако, приметили эти демонстративные пыхи-вздохи Марины и выкатили на свои рожи такие откровенные ухмылки, что они совместно с набухшей в Тое злостью на себя составили неимоверно гремучую смесь. Той сжал губы, напряг глаза и выбирал лишь способ того, как «задать трёпку всем за всё и ни за что» и это временно тормозило взрыв его эмоций. Но неизбежный монолог на избранную тему опередил новый звонок, подтверждённый и дополнительными пинками ногой по самому низу входной двери.
– Не родители, – облегчённо заключила Лиза.
– Не соседи? – предположил Фасоль.
– С чего бы? – отсёк предположение Тюль, глянув одновременно и на часы, и на давно отключившуюся в спячке радиолу; да впрочем, она и до этого лишь что-то чуть слышно причитала. А как-то странно смотревшие в разные стороны глаза Тюля абсолютно убедили всех в том, что соседи здесь не причём.
– Милиция? – совершенно неожиданно для всех, но особенно необъяснимо для себя сделала предположение Нина.
Эта вероятность наставила Тоя на поиск возможного фигуранта причинных событий.
– Малолетние преступники… – начал, было, он говорить, обследуя неконцентрированным взглядом для начала, наконец-то, отстранённую от себя Марину. Однако очередной “тук-тук” вдруг сопроводился смачным вопросом из-за входной двери, не отличавшейся звукоизоляцией:
– Эй, в хате! Дрыхните что ли? Той там с вами?
– Ермила, ты? – крикнул Той и уже в полной мере отхватил облегчение; после этого он с энтузиазмом зазигза́жил к входной двери. В коридоре Той больно-матерно наткнулся на стул, но своевременно и со стуком опёрся лбом о дверь и таки устоял на ногах. После этого дерзкому седалищу была выговорена ещё парочка нелестных прозвищ, и оно было не столь уж бережно передано Любе, поджидавшей Анастаса у дверей сортира.
– Оттащи эту корягу в… кухню. Сожгу на… – Той потёр ладонью выручивший его лоб, – …на газу… блин, – закончил он приговор стулу, нащупав на лбу саднивший вырост. «Вот, бл, ещё и это» – ругнулся про себя Той, надвинул чёлку на шишак и отпер дверь.
Ермила стоял, плотно вцепившись ногами в бетонный пол и дружески лыбился всем своим мускулистым лицом и телом тоже. На левой руке у него, как в кресле, расположилась Галка, обхватившая своими миниатюрными ручонками бычью шею Ермилы.