Страница 3 из 38
Почему Йонге не приходит к нему? Они напарники. Они были вместе еще до того, как в их жизни появился Сайнжа. Нет, они всегда были с Сайнжей, а Йонге враг. Свежее, сладкое мясо умансоо. Сайнжа, милый Сайнжа, ненавижу тебя, люблю тебя. Нет, люблю Йонге. Ненавижу обоих. Ненавижу всех. Как хочется жрать. Меня зовут Рудольф Вебер, я уроженец Берлина-3, номер социальной страховки… где мои копьеносцы, почему не несут еду?.. Почему именно он? За что? Нет глейтера, нет Фелиции. Найхави, они должны успеть добраться до Найхави. Матриархи клана знают, что делать. Наплевать, что он человек, он теперь один из них. Они с Сайнжей поселятся в отдельной пирамиде… а Йонге мы убьем. Нет, нельзя. Пусть уходит. Да, пусть он улетит. Улетит навсегда, бросив мутировавшего напарника в аду, населенном кровожадными чудищами… пусть убирается к своим, мягкотелым, а я останусь и буду пировать на поле брани среди доблестных воителей Найхави...
Наверное, он неловко повернулся. Внутри, чуть ниже тазовых костей, мягко хрустнуло и брызнуло ослепительным, разрывающим напополам фонтаном боли. Разинув пасть, Рудольф взревел – но сквозь горло надсадно сочился тонкий, вибрирующий писк. Анус наполнился теплой, вязко вытекающей наружу жидкостью – и Рудольф с необыкновенной отчетливостью понял: всему конец. Никто им не поможет, никто не поможет ему. Тварь рвется на свет. Преждевременно и настойчиво.
Оповещенные паническим воплем Фелиции, напарники влетели в каюту. Оба. Рудольф попытался что-то сказать им, но не смог. Челюсти свело мощнейшей судорогой, нижняя часть тела обугливалась в плазменном выхлопе. Может, рождение нового яута давалось матриархам намного легче, но неприспособленное человеческое тело будто кромсали изнутри тупым ножом. Давление, нарастающее давление, раздвигающее кости. Они не яйцекладущие, они живородящие, оно прорвало оболочку яйца и лезет наружу, полосуя когтями кишки Рудольфа Вебера. Человека, обожавшего трахаться с ксеносами. Он подохнет из-за этого. Сайнже насрать, ему важна только маленькая тварь, лезущая сквозь дымящиеся окровавленные потроха умансоо… Йонге! Фелиция! Мама!..
– Рассинхронизация! Тревога! Угроза жизни члену экипажа! Запуск программы аварийного прерывания Прыжка!
…Они выпали из Прыжка, как с бревна свалились, на первой трети спейсштрассе Гезеген-Калхида. Слава всем богам, древним и новым, выпали удачно – невдалеке, в какой-нибудь паре астрономических единиц, попыхивало светило земного класса F, вторая планета которого была не только обитаема, но даже терраформирована и имела собственный небольшой космопорт. На панический вопль о помощи с планеты прибыл челнок, неся в своих недрах профессионально хмурого пилота и пожилого, невозмутимого, очень домашнего толстячка, местного доктора. (Кибер-диагност «Фелиции», видимо, сломался совершенно – упрямо твердил, что бортмеханик Рудольф Вебер полностью, абсолютно, совершенно здоров – так что разъяренный Йонге отключил его к свиньям.) Доктор зашел в каюту, где дрожащего и рыдающего бортмеха удерживали на койке привязные ремни, и вышел оттуда полчаса спустя.
– Доктор, что?.. Как он?.. Выживет? – наперебой пристали капитан и навигатор. Доктор очень внимательно посмотрел на обоих и не сказал ничего. Он пошел в санузел и долго мыл руки, насвистывая «Был у Пегги веселый гусь, ах до чего ж веселый гусь, спляшем, Пегги, спляшем». Потом спросил, где кают-компания, сел там за стол и попросил коньяка.
– Все настолько плохо? – упавшим голосом спросил Йонге, наливая коньяк.
– Да уж не очень хорошо, – задумчиво сказал доктор. Попробовал ромезийский коньяк. Одобрительно причмокнул. – Я бы даже сказал, совсем не хорошо. Ну-ка, молодые люди, признавайтесь: у кого из вас, вы меня простите, как у племенного жеребца? Можете не отвечать, и так понятно. Запрещенными препаратами давно балуетесь? Стимуляторы, псилоцибы, сенсорные аффекторы? Ну?
– Да при чем здесь… – начал шокированный Йонге.
– При том, голубчик, при том, – перебил врач. – Я, знаете ли, десять лет военврачом на «Волантисе» служил, из них три – во время Жакийского конфликта. Навидался, батенька мой, такого… Оч-чень знакомые симптомы. Вот, к примеру, был у нас один юноша, кап-три. Прекрасный пилот, блестящий! Большие надежды подавал. И вот в один прекрасный день вообразил, представьте себе, что он царица-матка одного из Ульев. Ему в рейд, а он яйца несет. Всему виной табельные амфетамины, перенапряжение на боевых дежурствах и половая распущенность среди младшего офицерского состава, да-с… Комиссовали вчистую. У друга вашего острый галлюциногенный психоз на почве злоупотребления веществами и частых синхронов, ложная беременность и тяжелое психосоматическое расстройство. А также, вы меня простите, воспаление слизистой в том месте, за которое вы все его неоднократно любите. Очень неплохой коньячок у вас, капитан. Плесните мне, пожалуй, еще четыреста капель. Будьте здоровы.
– Диагностер говорит, он абсолютно здоров, – возразил яут.
– Конечно, здоров! – всплеснул руками врач. – Физически – абсолютно! Ну, если не считать ту маленькую потертость. А вот психосоматически… Кибер, что вы от безмозглой машины хотите? Она в такое не умеет. Психика человеческая для самих-то людей подчас темный лес, а уж для киберов…
– И что теперь? – набычился Йонге. – Комиссовать его вчистую, как этого вашего… царицу-матку?
– Нет, зачем же. Случай не запущенный, парень крепкий, должен оправиться. Я вколол ему сильнодействующего релаксанта, будет долго спать. Потом вот что: освободите его от синхрона на пару недель. Лучше бы ему эту пару недель отдохнуть не в космосе, а на твердой землице, да под нормальным небом… У нас, между прочим, небо с прошлого года голубое, как на матушке Земле. Десяток стандарт-лет, глядишь, в курорты выбьемся, спасибо терраформерам. Так что если надумаете – милости прошу. Церебролин внутримышечно трижды в день, пятьдесят миллиграмм на единицу массы тела, в течение недели. И никаких наркотиков! Полностью исключить! Иначе не то, что розовые альясы будут в кошмарах сниться, вовсе мозги на полку положит.