Страница 26 из 39
***
Единственная по-настоящему искренняя исповедь бывает только косвенной - когда мы говорим о других.
Я часто задумывалась о том, что люди, как правило, заводят семьи, но опыт моих наблюдений в этой области являлся, скорее, негативным. Так придя однажды в гости к московской подружке, я с удивлением обнаружила, что в фанерной двери туалетной комнаты зияет рваное отверстие. Оказавшись на кухне, увидела, что муж подруги стоит на кухонном столе и моет потолок. Вначале я решила, что их затопили соседи сверху. Но потом выяснилось, что супруг просто-напросто впал в исступление от постоянных замечаний своей половины. Вначале он в ярости пробил своей головой дверь туалета, а в ответ на законное неудовольствие жены, кинул в потолок сковородку, в которой была приготовленная на ужин яичница.
Я была на шесть-восемь лет старше основной массы студентов нашего курса. А человек, в которого я впервые в жизни влюбилась, был на двадцать с лишним лет старше меня. Он руководил театральной студией, в которую я записалась. А потом стал руководить моей жизнью. Это длилось очень недолго, но он стал первым человеком, которого интересовало не только тело, но и моя душа. Распятая на мятых простынях рабочих и студенческих общежитий, она ненадолго проснулась и расцвела.
Главное - это осмелиться желать. Тому, кто исполняет свои истинные желания, помогает инерция всей вселенной. Когда я увидела, что Борис игнорирует все знаки внимания, я начала его упорно соблазнять, стараясь создавать такие ситуации, чтобы мы как можно чаще оставались наедине. И вот, когда Борис устроил в студии легкую пирушку по поводу удачного показа спектакля "Орнифль, или легкий ветерок", я накинулась на спиртное и представилась более пьяной, чем была на самом деле. (Позже я узнала, что Борис по-режиссерски раскусил все мои маленькие актерские уловки, но противостоять им не смог. Или не захотел). Я сидела за столом в своем актерском костюме и когда мы остались вдвоем, возникла необходимость переодеться. Я попросила его зайти со мной в костюмерную, потому что быть там одной мне неожиданно стало "страшно". Чтобы он не подсматривал, я поставила его лицом к окну. Стояла ночь и в отражавшемся в оконном стекле электрическом свете ему было видно все, или почти все. Я начала переодеваться и, оставшись почти без ничего, остановилась и стала смотреть ему в спину. "- Повернись, посмотри!" - молила я про себя. Наконец, тяжело и томно вздохнув, я громко и призывно щелкнула резинкой своего белья. Он не выдержал и, засмеявшись, повернулся ко мне. Я кинулась к нему объятия. И стала покрывать его лицо и шею поцелуями.
-Эстер, Эстер, что ты делаешь?! - шептал он, когда я трясущимися пальцами расстегивала ему рубашку...
Он не хотел нашего продолжения нашей связи, но я ловила каждое его слово и каждый жест, присутствовала на всех репетициях, часто в ущерб учебным занятиям.
- Тебе скучно? Развлекайся с людьми своего возраста, - раздраженный моим навязчивым вниманием, которое часто проявлялось и в присутствии посторонних, бросал он мне, но я ничего не слышала. Когда я не видела его, то все равно могла думать и мечтать только о нем. Отдыхая после любви, я брала его руку и давала потрогать свою интимную родинку. " - Посмотри, что у меня здесь есть", - шептала ему и замирала в сладкой истоме. Словом, это был банальный романтический набор влюбившейся провинциальной девушки, хотя к тому времени я уже давно была во всех отношениях сложившейся женщиной. Но о любви и о семье почти никогда не задумывалась, слишком негативным был опыт, преждевременно приобретенный в детстве и в юности. Все вышло как-то само собой....
Борис был разведен и жил на восточной окраине Москвы со своей матерью. С ней у меня сложились вполне доверительные отношения. Иногда она уходила ночевать к соседке, а я оставалась с Борисом. В одну из таких ночей он, по моей просьбе, сфотографировал меня лежащей в постели - вначале обнаженной по пояс, в прозрачных колготках, натянутых поверх черных плавок, а потом и в полностью обнаженном виде, с улыбкой бесстыдного счастья на лице. Спустя какое-то время я получила фотографии и стала хранить их у себя.
Борис показал мне Москву, и я открыла для себя кинотеатр "Иллюзион", где даже в советские времена показывали классику европейского кино, концертные залы и художественные выставки. Однажды, гуляя под дождем, мы зашли на выставку авангардного искусства, которая располагалась на Малой Грузинской улице и долго, переходя из одного зала в другой, рассматривали полотна какого-то чудаковатого живописца, который упрямо изображал себя в обществе великих - Рафаэля, Леонардо и других, причем на картинах он сам панибратски обнимал какого-нибудь Микеланджело, в то время, как на коленях у него, фривольно ухмыляясь, приютился Гойя. Веселью и негодованию нашему не было предела, взявшись за руки, мы, на чем свет стоит, ругали не страдавшего излишней скромностью художника. Как вдруг, войдя в последний зал, мы увидели его самого, грустно прохаживавшегося среди своих странных картин и, конечно, слышавшего наши язвительные комментарии. Смущению нашему не было предела. Мы поспешили покинуть выставку и снова ушли бродить, обнявшись под дождем.