Страница 35 из 154
Весь следующий день Мила чего-то ждала. Абсурдная надежда, что Вадим отыщет их с Тоней, не оставляла женщину. Она прислушивалась, готовая бежать открывать дверь. Отказалась идти на улицу, когда Тоня предложила прогуляться напоследок и купить продукты. Конечно, права была! В поезде двенадцать часов трястись,билеты у них были не на скоростной. Обычный, самый дешевый плацкарт. Спасибо, что на такие наскребли. Мила же и ехать не хотела — это Тоня её уговорила, без конца убеждала:
— Не век же из магазина — домой, из дома — в магазин. Все едут куда-нибудь. Люди за границу на выходные уезжают, а ты боишься в Петербург. Что тут за расстояние-то?
— Да не в расстоянии дело, — отнекивалась Мила. — Никого там нет знакомых.
— А мы в интернете познакомимся, — тут же придумывала вариант Тоня, — слово за слово — и поедем. Сейчас модно, я забыла, как это называется, но люди так путешествуют. Едут автостопом, селятся задаром у знакомых. Как же это… Вписка! Вот, это называется “вписку найти”!
Вспомнив это, Мила вспомнила и разговор с Вадимом. Он в Царском, в квартире, говорил что-то про дочку, что вписки устраивают... Все мысли Милы так или иначе приходили к Лиманскому.
Стоило подумать о нем, и кровь к щекам приливала, истома охватывала, как старшеклассницу при первом поцелуе.
А Тоня все не унималась.
— Нет, ну вот как же так! Он-то тебе, наверное, звонил! Мил, а давай в филармонию пойдем, попросим там координаты твоего Лиманского, наверняка же есть у них, позвоним ему с моего телефона. Пока не поздно! Вы же собирались еще встретиться.
— Даже и не думай, — пугалась Мила, она беспокоилась, что Тоня проявит инициативу и возьмется за это дело сама, — не смей его разыскивать, слышишь? А то навсегда поссоримся!
— Ну ладно, ты чего? Я же не заставляю, не хочешь — как хочешь. А ты телефон его как сохраняла? Сразу в память или вы звонили друг другу?
— Он мне звонил… там, в Царском, когда обменивались... — Мила ничего не сказала про входящие, которые увидала вечером после концерта.
— Ну вот видишь! — обрадовалась Тоня. — А может, кто нашел телефон, не совсем сволочь, может, честный человек, посмотрит номера входящие, перезвонит Лиманскому и скажет…
— Что скажет?
— Что телефон нашел. А Лиманский пойдет и заберет себе.
— И дальше что?
— Не знаю… А Лиманский позвонит мне! У тебя же я там есть в контактах. Вот так и найдемся.
— Фантазерка ты, Тоня, — вздыхала Мила, а в душе, наверно, надеялась. И ждала звонка.
Но время шло — час, второй, третий. Тоня суетилась, то сбегала за продуктами, потом за каким-то сувениром для директрисы магазина, где они работали. Мила в это время собиралась. Медленно, безучастно, на автомате. Уложила вещи, а потом бесцельно смотрела в окно. Жили они на окраине, в дешевой гостинице, в крошечном двухместном номере, вернее, в части комнаты, разделенной легкими перегородками. Окно досталось закутку Тони и Милы, не всем номерам так повезло, в большинстве дневного света не было.
Вид из окна открывался унылый. Спальные районы Санкт-Петербурга ничем не отличались от таких же выселок в провинциальных городах. Грязный типовой двор, скучная улица с одинаковыми коробками домов, чахлый сквер, под окнами первых этажей — палисадники с клумбами, оформленными пластиковыми бутылками и старыми мягкими игрушками. Уродливо и убого.
А удивительный Павловский парк, ночь с Вадимом, филармония, музыка — казались здесь чем-то нереальным, принадлежащим другому миру, в который Людмиле хода не было.
Ей захотелось домой, в привычную каждодневную реальность, в цветочный магазин. ”К родным горшкам”, — как она часто шутила. Там Мила могла хотя бы иногда заниматься тем, что нравилось. Она ухаживала за цветами, были те, что на продажу, а какие-то служили для оформления витрины и интерьера. Их она называла “домашними”. Пересаживала, поливала, подкармливала, обрезала и подвязывала. В такой работе забывала об одиночестве, неустроенности, бедности и безнадежности в будущем. Новый зеленый росток и раскрывшийся цветок могли порадовать её больше, чем день зарплаты.Тем более что платили мало, Мила все время искала подработку. Устроиться по специальности нечего было и думать, Мила не гнушалась никакой работой, только одного избегала — не шла в няни. Не могла. И не потому, что боялась не справиться или не хотела взять на себя ответственность за ребенка. Она боялась полюбить. Не представляла, как это можно пересчитать любовь на рабочее время, а в конце дня закрывать её в подсобке вместе со спецодеждой и швабрами. Нет, конечно, не так все печально, в богатых семьях няни получали очень прилично, даже за границу ездили, когда родители подопечного брали с собой в путешествие не только любимую собачку, но и ребенка. Но все же няней она никак не соглашалась.
В магазине Миле нравилось. Она составляла букеты из срезанных цветов, оформляла подарочные корзины. Молчала, думала о своем, не тяготилась монотонностью и кажущимся однообразием — ведь каждый букет был неповторим. Она создавала их с любовью, её композиции нравились людям. Только общаться с покупателями Мила не стремилась — смущалась, не умела защищаться от наглости, пресечь неуместный флирт, поставить хама на место. И никогда не пыталась использовать свою внешность, хотя могла бы.
О последнем ей Тоня все уши прожужжала. Они часто работали в одной смене и жили вместе на маленькой съемной квартире. Обе приезжие, каждую из них судьба странным извилистым путем забросила во Владимир. Красивый, старинный город, архаичный, исконно русский — с Кремлем, церквами. С красивой рекой Клязьмой: один берег высокий, другой — пологий, и все холмы, холмы. Мила быстро привыкла и не скучала по родным местам. Ничем хорошим она их вспомнить не могла.