Пианист. Осенняя песнь

— Что ты делаешь?

— Сейчас узнаешь. — Лиманский отпустил крепеж и вынул нижнюю панель, обнажая раму со струнами и приводы педалей. Приставил к стене и снова опустился к нижней части пианино.

Мила наклонилась, потом тоже присела рядом, заглянула под выступ с клавишами. 

— Я никогда не видела! Что там внутри.

— Отдаленно напоминает арфу. У нас в училище был такой предмет, «ремонт инструмента», все прогуливали, а я нет. Мне нравилось. Я и настроить могу. Серьезный ремонт, конечно, нет, но… Ой, пыли тут, надо бы пропылесосить. Ты сейчас чихать начнешь.

— В Новый год?

— Чихать?

— Нет, пылесосить. Ну, Вадик, что ты смешишь… апчхи!

— Я же говорил…

Мила протянула руку, хотела потрогать самые толстые рыжие струны.

— Можно?

— Конечно. Давай я верхнюю сниму, заодно посмотрим, как оно тут. — Он встал, отпустил крепежи верхней панели, отставил к стене и ее. Открылись механизм и струны. Вадим показал: — Эти медные, а эти стальные. Регистры хорошо видно, струны разной толщины. Тут фанера, — Вадим постучал по снятой панели, — а рама чугунная. Вот тебе и вся конструкция. Наверху молоточки. Смотри. — Он пробежал пальцами по клавишам.

— Ой! — удивилась Мила на движения механизма.

— Как мыши, да? Бывало, я снимал верхнюю панель и играл так гаммы. Еще любил свободные басовые струны подергать, они так здорово долго звучали. 

— Кто же это придумал? Пианино, рояль.

— Не сразу, придумывали постепенно, но был конечно первый, кто додумался послушать. Наверно, было так, — Вадим,без тени улыбки глядя на Милу, начал нараспев, тоном сказочника, — в далекие-предалекие первобытно-общинные времена, где-то на заре человеческой цивилизации, когда деревья были маленькими, а хвощи большими, и по Земле еще во множестве валялись кости динозавров, которые так хорошо годились на луки, одному ленивому Охотнику надоело сидеть на дереве и ждать медлительного жирного мамонта. И от нечего делать наш далекий предок начал дергать тетиву: «Трунь, трун-н-н-н-нь....», — Вадим тронул басовую струну, и она ответила, а Лиманский продолжал: — Мамонт услышал и убежал в другую сторону. Топ-топ-топ. — Вадим взял несколько аккордов в низком регистре. — Охота была испорчена. Зато изобретен первый в мире струнный инструмент. Конечно, нерадивого охотника старейшины сейчас же изгнали из племени, потому что Вождь рассердился, он остался без жаркого из подбедерка мамонта! Но Охотник не унывал, он натянул на лук еще две тетивы и стал подрабатывать тамадой на первобытно-общинных свадьбах. Так появился первый в мире гастролирующий музыкант.

— А-ха-ха… — Мила закрыла лицо ладонями, — Ва-а-а-адик! «Тру-ун-н-нь…» ха-ха-ха... Какие свадьбы, у них был матриархат!

— Ну и что? При матриархате разве браки не регистрируют? Хорошо, вернем верх, как было, — Вадим взялся за панель, — а внизу у меня… сейчас покажу.

Когда верхняя часть встала на место, Вадим снова обратился к нижней. Справа, там, где не было педальных рычагов, Мила увидела что-то вроде небольшого ящичка с крышкой на крючке. 

— Что это, Вадик?

— Во время красного террора дворянская элита прятала тут бриллианты и фамильные драгоценности. Настройщики ставят сюда воду, чтобы древесина не рассыхалась. Два стакана воды помещается. А у меня тут нечто особенное. Я теперь заберу это к нам домой. — С этими словами Вадим откинул крючок и извлек из ящика картонную коробку. — Держи.

— Что там? — Мила осторожно приняла из его рук таинственную коробку.

— Два стакана счастья. Сейчас я соберу пианино и покажу.