Страница 138 из 154
— Как я могу ругать, если не знаю за что? Давай ты уже расскажешь, и нам обоим станет легче.
— Даже не знаю… — Надежда Дмитриевна прерывисто вздохнула и решилась. — Ты ведь в курсе, что Костя с Иришей снова сошлись?
— Нет, впервые слышу, но буду знать.
— Это еще не все, что тебе надо узнать. Дело в том, что у них… что Ирочка в положении.
— Что?! — Он резко встал. Мать тоже вскочила и сделала шаг к двери, как будто он, Вадим, мог сейчас пойти туда, в гостиную, где были Ирина и Костя.
— Нет, Вадик, постой, дай я тебе объясню.
— Да что тут объяснять? — Лиманский вернулся к созерцанию серого двора.
Пытался понять свои эмоции. Ребенок — это же хорошо, это прекрасно. Ирина молодая, но ей не будет так тяжело, как Инне. В то время, когда у них родилась дочка, Лиманский еще учился. А теперь-то он сможет помогать. Тогда о чем мамины слезы? Что с Инной разошелся, против мнения родителей поступил? Они отговаривали. Не понимали — зачем, ну стоит в паспорте штамп и стоит. Все равно же мало что изменилось. Вадим помнил ту злополучную фразу Инны, которая поставила крест на их отношениях. «Лучше быть женой зека, чем пианиста с мировым именем». Она имела в виду долгие отсутствия и вечное ожидание. И прежняя обида опять скребанула по сердцу. Теперь-то что? Не надо ему думать про это, ворошить. Все прошло, они с Инной свободны и от прежних чувств, и от ожидания. Если бы не Ириша, то их ничто бы сейчас не связывало и они не оказались бы на этом странном празднике. Возможно, именно в эти минуты Вадим со всей ясностью осознал, почему он сделал этот шаг к окончательному разрыву. Именно потому, что не хотел возвращения, знал, что может уступить уговорам матери, друзей и вернуться. Но также знал, что не забудет и не простит Инне тех слов. Казалось бы, ерунда, подумаешь, сказала — не всерьез, может быть. Но они прозвучали, как фальшивая нота в мелодии их отношений. И даже если бы Инна и Вадим вернулись к прежнему, то это осталось бы. Показного брака он не хотел. И даже Захар не смог убедить Лиманского, что для имиджа ему лучше быть женатым. А еще лучше — не быть разведенным, ведь его основная публика — женщины, и они хотят видеть идеального героя. Но нет, Вадим не повелся и на это. Так его семейный вопрос был решен, и в паспорте появился штамп о разводе.
У Ириши и Константина было время на раздумье — раз сошлись, значит, временем чувства проверили. А ребенок — подтверждение.
— Пусть поженятся, если любят друг друга. Раз сошлись обратно — значит, что-то между ними есть, — озвучил свою мысль Вадим. — И причин не вижу для страхов. Чего Ириша ко мне не пришла? Думала побью женишка? Так мне руки жалко, — попробовал отшутиться Вадим. — Может, позовешь ее?
— Правда, Вадик? И ты не против этого брака?
— Почему я должен быть против? И какое я имею право быть против? Мы что, в крепостной России живем? Они свободные люди, уже жили гражданским браком.
За этим разговором Вадим не то чтобы позабыл о своем, но счел неуместным, а это тоже было важно. И все-таки он промолчал, ничего не стал говорить про Милу, про то, что любит ее, и хотел, чтобы и мать полюбила. И еще о многом хотел бы он поделиться с ней. Но не время и не место…
Когда-нибудь в другой раз.
— Тогда идем к столу, все с полуночи сидят. Уже собирались на улицу салют запускать. А ты голодный, я же наготовила, так ждала. Пойду умоюсь, зареванная… А ты иди, Людмила твоя там, наверно, скучает. Я… — Она с трудом сдерживалась, чтобы снова не заплакать. — Я рада за тебя! Неожиданно все…
— Мама… знаешь… — Вадим резко к ней повернулся, искал в глазах подтверждения, что правда рада. — Я Милашу люблю. Не обижай ее!
— Ну что ты, Вадик... Вадик! — Надежда Дмитриевна рванулась к сыну, обхватила руками крепко, хотела прижать к себе, так ведь большой уже, высокий. Вышло, что сама прижалась. И заплакала уже навзрыд, повторяя сквозь всхлипывания, неразборчиво: — Я одного хочу — чтобы ты счастлив был, сынок!