Контрольный выстрел

А по комнатам особняка носились незнакомые мне вооруженные люди. Один из них, увидев меня, вскинул автомат, изготовившись к стрельбе. Другой легким ударом отвел его руку в сторону.

- В чем дело, Георгий Михайлович?! - услышал я голос.

- Это свой! - ответил стрелку тот, кто помешал выстрелу.

Идиотизм. В запарке я не узнал даже Жорика Костыля. А он меня узнал и, бесспорно, спас мне жизнь. Потому что к этому времени у меня не осталось уже сил ни обороняться, ни атаковать. Я выдохся.

Жорик подошел и двумя пальцами потрепал меня за щеку:

- Ты не выспался или съел чего?..

- ...Я выдохся.

- Так отдыхай. Виски вон пей со льдом. Расслабься. Все остальное без тебя сделают.

- Не сделают.

- Поживем - увидим. Успокойся.

Мы сидели в баре особняка сбежавшего Конопли. Успокоиться? О каком спокойствии может идти речь, если только что отсюда вынесли тело Сашкиной матери, скончавшейся от инфаркта? И мы сидим на том самом диване. Ничего у меня не получилось из задуманного. И Лешка не помог. Погиб, а не помог.

- Георгий Михайлович, - к Жорику подошел один из его людей, - мы обшарили весь дом. От подвала до чердака. Девчонки нигде нет.

Я так и знал, что Сашку не найдут. Голову даю на отсечение, что сволочь Конопля уволок ее с собой в качестве заложницы. Но как? Витек еще находился здесь, когда в дом ворвались бойцы Жорика. Мимо них и мышь не проскочит. А тут два человека - Конопля и Сашка - исчезли, как сквозь землю провалились.

- Михалыч! - в бар ввалился здоровенный парень, волоча за собой бесформенную тушу Вадика. - Гляньте, кого нашли! Еле откачали. Думали сначала, что вовсе утоп. ан нет, живучий...

Вадим Марксович был, как и ожидалось, совершенно мокр и, как уже не думалось, жив. Жив, черт возьми! Он дико вращал глазами, хватал ртом воздух и непрестанно икал. Губы у него были синими, а белки глаз красными. И вообще, он сейчас здорово походил на свежемороженого окуня.

- Казачок! Милый! Родной! - бросился он ко мне и принялся исступленно обнимать и целовать.

- Отвяжись! - пробовал я оттолкнуть его, но у меня ничего не выходило.

- Женечка, родненький! Я жив!

- Поздравляю.

- Слышь, унеси его, - обратился Жорик к своему человеку. - Достал, гнида.

Тот легко подхватил грузное тело Вадима и молча унес. Куда - меня теперь не интересовало.

Я рассказал Жорику всю историю, связанную с ночными гонками по Питеру. О красной "ауди" и темно-синей "Daewoo". He упомянул лишь про деда Матвея. Пусть живет себе спокойно, век доживает. Он и так совершенно зря ввязался в эти разборки. И мало ли чем закончится для него столь мастерски исполненный отвлекающий маневр. Лучше, чтоб о нем никто ничего не знал.

- Понятненько, - раздумчиво произнес Костыль. - Значит, ты полагал, что Жорик подослал китайца на твою погибель. За суку меня принял, - неприкрытая обида сквозила в его словах.

- Ну, ошибся, - пробовал оправдаться я.- С кем не бывает.

- Запомни, дурачок. - Жорик прикурил сигарету и глотнул виски. - Ты в этой жизни гроша ломаного не стоишь. И нет мне от тебя никакой выгоды. Помогаю, потому что приглянулся ты мне еще в зоне. Характер в тебе есть. И не хотелось, чтоб пропал ты ни за понюшку табаку. Обратись ко мне кто другой - не подписался бы ни за какие коврижки. У меня все есть, Красноармеец. Бабки, девки, дома и машины. Счета за границей - тоже есть. И заморочек своих без тебя хватает. Ну на какой ляд ты мне сдался?

- Действительно, на кой ляд? Вот и сюда примчался. Не меня ли спасать? наверное, в моих словах прозвучала ирония, потому что Костыль нахмурился.

- И тебя спасать тоже, - сказал он. - Но не только.

- А-а! Значит, есть корысть! Значит, не по доброте душевной!

- Ну, корысть, она всюду присутствует, милый мой. Даром в наши времена даже папа маму не целует. Я приехал сюда потому, что Витек буранул. Повоевать со мной решил, рожа козлиная. К тому же китаец в другом свете нарисовался. Проморгал я его, не раскусил вовремя. А уж когда поговорил с Коноплей по телефону, когда он стал вешать мне лапшу на уши, что знать не знает, где Вадик и кто такой Сэн, я сразу понял - жопой крутит. За дурака меня держит. Кто ж такое простит?

- И ты решил навести порядок, да?

- Порядок во всем должен быть. И в наших делах особенно. Конопля лишний. Он никому не нужен в Питере. Он только мешает и вносит неразбериху в систему.

- О какой системе ты говоришь?

- Я говорю о воровском законе, Красноармеец. Тут все должно быть правильно. А появление таких, как Конопля, неизбежно ведет к войне.

- Что вам мешает не воевать?

- Беспредел, Отморозков расплодилось - туши свет. И не существует для них никаких правил, никаких порядков и никаких авторитетов. Им человека убить - как муху газеткой пришлепнуть.

- Тебя послушать, так и я отморозок.

- Нет. Ты за правое дело убивал.

- Да как ты такое можешь говорить?! - возмутился я совершенно искренне. Как может быть убийство правым делом?!

- Ну-у! - развел руками Жорик. - В таком случае тебе нужно было не ко мне идти, а писать заявление в милицию: "Помогите, граждане начальнички! Спасите меня и сохраните!" Вообще, я тебя не понимаю! Сначала ты закидал пол-Питера трупами, а теперь что, раскаиваешься? Поздно! В дерьме ты по уши! - Что-то звериное мелькнуло в глазах Костыля.

Я чувствовал, что зашел в тупик. Убивать - грех. Неискупимый, как говорят. Не убивать - значит, быть самому убитым. Выходит, на убийство меня толкал страх за собственную жизнь? Но почему я должен быть убитым по прихоти кого бы то ни было?.. Запутался я, окончательно запутался. Может, действительно, прийти в милицию, рассказать все от начала и до конца. Пусть меня посадят. Пусть расстреляют. Но пусть спасут Сашку.

- Так что, друг мой сердечный, не философствуй, - продолжил Жорик. - Ты помнишь нашего философа с зоны?

- Он за жизнь говорил, которая дается человеку для радости и созидания. А человек эту жизнь в говно превращает, - сказал я.

- Да-да-да! И тот же философ хранил под подушкой Библию. Читал ее по ночам, подчеркивал там умности разные. А я как-то заинтересовался. У него на самой последней страничке записи от руки сделаны. Заголовок такой: "Противоречия". И написано в два столбика: