Страница 47 из 109
Тогда секретарь совета командиров Шурка Жевелий говорит:
"Надо взять новые расписки".
Мы слушаем и думаем про себя: это верно, расписки надо взять, другого выхода нет. Но ведь, может, кто и забудет, спутает. А может быть и хуже: получил пятнадцать, а напишет десять, вот что плохо. У нас ведь ребята разные, есть такие, что пришли совсем недавно прямо из тюрьмы...
И вот на общем собрании Антон Семенович сказал ребятам, чтоб каждый написал на отдельной бумажке расписку на все деньги, сколько получил в дороге. Каждый сел, припомнил, написал. Вечером в совете стали приводить эти расписки в порядок - как ни говорите, четыреста штук! Разложили мы их по взводам, и каждый взвод отдельно подсчитывает.
"Подведут... ой, подведут, черти!" - шепчет мне Шурка.
И я тоже сижу, считаю, а сам думаю: как бы не подвели!
Шурка положил перед собой тетрадку и крупно так вывел: "18.541 р. 25 к.". И вот приходит минута: по взводам все проверено и записано, надо подводить общий итог. Шурка берет карандаш и начинает считать. Считал, считал, потом как бросит карандаш: "Не могу! - говорит. - Считай ты, Колька!"
Колька сел и начал вслух: три да четыре, да пять, да один, да девять... и пишет первую цифру итога: пять. Мы все закричали: правильно! А Щурка шипит:
"Подумаешь, правильно! Рано обрадовались. В копейках никто врать не будет".
Так мы считали. Когда дошли до десятков, Колька ошибся в подсчете - его тут же стукнули по затылку, и никто за него не заступился. А под окном столпились коммунары и ждут.
Наконец досчитали. Объявляет Колька общую цифру: "18.506 р. 25 коп.". Стало быть, недочет тридцать пять рублей всего-навсего. Ну, это еще не беда. Тут только мы почувствовали, до чего устали от волнения. Кажется, легче было вагон дров переколоть. Но все-таки противно: есть кто-то подлый среди нас. Хоть мы и думали про себя, как бы не подвели, а все-таки надеялись, что все сойдется... Шурка высунулся в окошко и говорит:
"Подсчитали. Тридцать пять целковых не хватает".
Там тоже молчат, не радуются. Шурка и говорит:
"А все отдали бумажки?"
"Все", - отвечают ему.
И тут Шурка как хлопнет себя по лбу.
"Ах я старый чурбан! - кричит. - Ах, собака! Нате!"
Выхватил из кармана бумажку и бросил на стол, а на ней - расписка, что Александр Жевелий получил в счет заработка тридцать пять рублей. Мы все и хохочем и ругаем его - дескать, вот голова дырявая, из-за тебя зря расстраивались. А Колька подскочил к окну и кричит:
"Правильно! Тютелька в тютельку! Копейка в копейку!"
За окном все, как один:
"Ур-ра!"
А Антон Семенович спокойно так говорит:
"А по-моему, иначе просто быть не могло".
Вот вам и вся история. Так-то.
- Ух ты! - сказал Петька.
Другие тоже как-то облегченно зашевелились вокруг меня. И тут я перехватываю странный, напряженный взгляд Репина. Он сразу отводит глаза и с наигранным безразличием произносит:
- Король, а горн ты что, загнал?
- Чего? - Король недоуменно поднимает брови.
Всплеснулся шум и тотчас замер. Все стихло, как перед грозой. Удивительно - никто, никто, даже Петька не только не начал разговора о горне, но, казалось, и не вспомнил о нем. А вот Репин помнил, все время помнил.
- Горн, говорю, спустил по дешевке?
- Да какой гори? Про что ты?
- В то утро, как вы ушли, пропал горн. Ты что ж, не знаешь?
- Да ты что, спятил?! - Король вскочил. Голос у него был сиплый, неузнаваемый: - Ты что? Ты... Чтоб я... чтоб я взял?! Ах ты...
Он рванулся к Репину, я едва успел схватить его за плечи:
- Погоди, Дмитрий!
- Нет, я ему сейчас морду... я ему... я...
Репин встал побледневший, но спокойный.
- Все так думают, не я один, - сказал он с вызовом.
- Не ври! - громко и зло сказал Жуков. - Никто и не вспомнил, один ты!
- Мы не брали, - растерянно заговорил Разумов. - Что вы, ребята! Мы и не знали...
- Можно подумать, что вы вообще никогда ничего не брали! - усмехнулся Репин.
И тут Разумов как-то неуверенно, неумело замахнулся и ударил Андрея по лицу. Ни я, никто не успел помешать ему - мы давно вскочили и стояли настороже, готовые разнять, развести, готовые удержать Короля, но мы меньше всего ждали, что в драку полезет Разумов.
Чьи-то руки схватили Разумова, кто-то оттащил Андрея. Все это долго рассказывать и описывать, а в действительности промелькнули какие-то доли секунды - мы не успели ни вздохнуть, ни опомниться, ни сообразить, что такое произошло сейчас у нас на глазах.
До чего же у меня чесались руки - схватить Репина за шиворот и встряхнуть хорошенько, встряхнуть так, чтобы все стало на место в этой вывихнутой, себялюбивой душе!
- Кулаком ничего не докажешь, - сказал я.
- А мы... мы не собираемся доказывать! - крикнул Король.
- И не нужно доказывать. Слушай, Репин, - продолжал я, в упор глядя на Андрея. - Ты мне говорил недавно про горн. Что я тебе сказал?
Репин сжал губы и отвернулся. Кругом было тихо, слышалось только дыхание ребят.
- Я тебе сказал, что не верю в это, - подчеркивая каждое слово, напомнил я.
- Семен Афанасьевич! - Жуков стоит подтянутый, серьезный, таким он бывает, когда ведет наши собрания или выступает в совете детского дома. Ведь Репин мне сегодня то же самое говорил. А я ему сказал, чтоб он забыл и не повторял... Зачем ты вылез? - круто повернулся он к Андрею.
- Новое дело - зачем! А как же ему не вылезти! - нарушил настороженное молчание Подсолнушкин. - Ты спроси, чего он вылез, когда из Ленинграда приезжали. Разве он может, чтоб все, как следует?
- Злости в нем много, - откликнулся Сергей Стеклов.
- Злостью можно и подавиться, - неожиданно объявил Петька.
Я встретился взглядом с Алексеем Саввичем. Его глаза смеялись. "Молодцы! Я рад!" - говорили они.
- Значит, так, - я снова обратился к Королю и к Разумову, которого все еще придерживали за локти, хотя в этом уже не было никакой нужды, забудьте, что сказал Репин. Забудьте, потому что никто с ним не согласен.
- Да и он-то говорит... без веры, - после короткой паузы, подыскав нужное слово, прибавил Жуков.
- Разрешите мне сказать, Семен Афанасьевич, - заговорила Екатерина Ивановна. До сих пор она молча стояла поодаль, у двери, вглядываясь в лица ребят. - Я думаю, все со мной согласятся, когда я скажу, что все мы рады возвращению Королева и Разумова. Королев с самого начала помогал поднимать наш дом, он полюбил его, а ушел... ушел не подумав. И Разумов ушел с ним не подумав, просто по дружбе. Не знаю, как вы, а я всегда была уверена, что они вернутся. И надо забыть о сегодняшнем разговоре, надо забыть, что Королев и Разумов уходили. Надо думать о завтрашнем дне. Вот, например: в каком отряде они теперь будут?