Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 109

Но неделю спустя я получил такое письмо:

"Уважаемый Семен Афанасьевич!

Я советовался в городском бюро юных пионеров. Там считают очень целесообразной организацию пионерского отряда в Вашем детском доме. Однако т. т. педологи в гороно держатся пока другого мнения на этот счет - считают это политически неверным. Будем добиваться, а пока хочу сказать Вам, что летом буду руководить базой пионеров, остающихся в городе, и планирую, если не будет от Вас возражения, военно-спортивную игру между Вашими ребятами и моими. Делегации, что была у Вас, Ваши ребята очень понравились, и они при встрече всё спрашивают, когда поедем опять. Большой привет Вам, всем педагогам и ребятам.

Григорий Лучинкин".

Вот это человек! Никто его не просил узнавать насчет пионерского отряда - сам догадался. Сам понял, как нам нужна их дружба, как бы хорошо нам увидеться вновь!

Лето шло нам навстречу широким шагом. Наш дом вместе с просторной поляной оказался точно в настоящем лесу: парк был густой, зеленая стена окружала нас со всех сторон, да еще за ним неподалеку стояла березовая роща. В марте безлистная, продрогшая, она сливалась с серым, туманным небом, и даже глядеть было холодно на белые, зябкие стволы. А сейчас так ярки и праздничны стали березы - кудрявые, веселые, так ослепительно, до серебряного блеска, чиста гладкая кора! И от этого разогретая, почти уже летняя синева неба кажется еще гуще и глубже.

У входа в детский дом высилась теперь зеленая арка: в двух ящиках по обе стороны входа были воткнуты высокие тычины, концы их загнуты навстречу друг другу и переплетены ветками. Посаженные в ящиках хмель и дикий виноград отлично принялись и обвились вокруг тычин. Получилось нарядно и весело. Мачта, в канун Мая выкрашенная в белый цвет и обвитая кумачовыми полосами, тоже выглядела празднично.

На Первое мая - это была мысль Алексея .Саввича - мы пригласили к себе гостей из колхоза имени Ленина. Пришел и сам председатель - маленького роста, немного кособокий; лицо его никак не вязалось с такой слабой, хилой фигурой: оно было решительное, умное - лицо хозяина, который умеет приказать и не допускает мысли, что ему могут не подчиниться.

Я уже немного знал о нем. Он был рабочий - один из двадцати пяти тысяч, посланных партией на руководство колхозами. "Поначалу ржи от пшеницы отличить не мог, - говорил мне про него один из колхозников. - Но, знаете, виду не показывал. Бывало и бровью не поведет. Очень быстро все превзошел, теперь у него еще иному деревенскому поучиться. А машину любую знает, как свои пять пальцев, - он сам с тракторного. Башковитый мужик. У нас здесь, знаете, никакого головокруженья не было, ничего такого. Не перегибали. И птицу не обобществляли и жилые постройки не трогали. И все - добровольно. Сначала вступали осторожно, а потом видим - по-хозяйски дело налаживается, и пошли и пошли. Он у нас, председатель, на съезде колхозников-ударников был в феврале. Сталина слышал". Слава об этом человеке шла хорошая - толковый хозяин, строгий и справедливый. Может, на первых порах он и вправду не отличал пшеничного колоса от ржаного, но, видимо, знал толк в людях и умел учиться.

- Будем знакомы: Соколов, - сказал он мне. - Любопытно взглянуть на вашу жизнь. Ваши тут всё по нашим кладовым шныряли, а теперь будто не слышно?

- Надеюсь, и не услышите.

- Это очень хорошо. Между прочим, не возьмет ли ваша мастерская заказ у нас - мебель для школы? Мы вторую школу строим. Совхоз рядом, машинно-тракторная станция, политотдел - народу много, и у всех дети. Не знаю, как и двумя-то школами обойдемся. А еще я замышляю - неплохо бы и техникум в недалеком времени завести. Сельскохозяйственный, скажем, или зоотехнический...

- Вот тут и нас в долю возьмите! - сказал я.

- Что ж, можно. А пока суд да дело - нам парты нужны, классные доски. Вы, говорят, с этим справляетесь. В долгу не останемся. Вы зря к нам не обратились, мы бы вам и огород вспахали. И в кино милости прошу - у нас сегодня "Дочь партизана".

- Спасибо!

- А еще, я смотрю, у вас бычок без дела стоит. Вроде бы он лишний у вас? И душ хорош. Нам бы такой при школе не помешал...

Это Алексей Саввич и Сергей изобрели душ: сколотили вышку, поставили на нее бочку, внизу бочки проделали отверстие, плотно закрывавшееся втулкой. К бочке подвели жолоб, на конце жолоба подвесили ведро, дно которого изрешетили множеством мелких дырочек. Душ получился самый настоящий. Позже, в жару, мальчишки наслаждались им бесконечно, визжа и звонко хлопая друг друга по мокрым, блестящим спинам. Недалеко была и река, но душ все равно оставался любимым удовольствием, и работал он исправно: дежурные никогда не забывали наполнить бочку водой.



Мы неустанно трудились над своей спортивной площадкой, все больше и больше ее совершенствовали. Беговую дорожку проложили вдоль левой границы участка - длина ее была сто метров, ширина - пять. Кроме того, для бега расчистили прямую и ровную тропинку в парке. Не забыли и яму для прыжков и площадку для метания диска и гранаты. Украшали, строили, придумывали без устали.

- Эти-то приедут - ну, скажут, здорово это вы устроили! - слышу я.

- Приедут они, держи карман шире!

- Да ты что, не слыхал? Семен же Афанасьевич говорил - приедут! И еще военная игра будет!

- Нужны мы им, как же...

- А вот провалиться мне - приедут! Помнят, думают - хорошо!

25. ЧТО ТАКОЕ СВОБОДА?

Уже прозвонил звонок к обеду, братья Стекловы понесли последние носилки с землей, только я и Репин еще замешкались на площадке со своими лопатами: хочется докончить, подровнять край.

- Семен Афанасьевич, - неожиданно говорит Андрей, - вы кого из ребят больше всех любите?

- Удивляешь ты меня, Репин! Точно барышня. Ты бы еще на ромашке погадал: любит - не любит, плюнет - поцелует...

- Нет, я вас серьезно спрашиваю.

- А я серьезно отвечаю. Вот рука, вот пальцы - какой палец я больше люблю? Мне все нужны. И если палец заболел, нарывает - все равно нужен. Буду лечить, чтоб работал.

- Но если бы я ушел, вы бы не так огорчались, как из-за Короля, ведь правда?

- Я за тебя так же отвечаю, как за Короля.

Репин молчит, сдвинув брови, думает о чем-то, потом, словно решившись, говорит самым безразличным тоном: