Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 44

– Ну разумеется, что за вздор? – подтвердила хозяйка салона, ласково поглядев на графа. В ее дивных темно-синих, чуть раскосых глазах, обрамленных темными длинными ресницами, заиграли искорки. Она одарила графа Лунина, ближайшего друга их семьи, лучезарной улыбкой, мгновенно растопившей его холодность. Слегка покраснев от смущения, он забормотал что-то невнятное и потупил взор. В гостиной повисла неловкая пауза. Но тишину внезапно нарушила молоденькая графиня.

– Граф, – начала она, – ваши слова пробудили мое любопытство. Неужели вы хотите сказать, что... этим людям свойственно такое качество, как благородство?

Дядюшка Натальи Андреевны, дремавший в кресле, при этих словах встрепенулся, возмущенно крякнул и зачмокал губами.

– Милая графиня, – любезно обратился к ней князь Безбородский, – осмелюсь заметить, мне кажется, вы не так все поняли.

– Напротив, князь, – возразил граф Лунин, успевший оправиться от смущения, – графиня выразилась совершенно justement1. Среди любого сословия можно встретить людей, которым не чужды благородные устремления.

– Но послушайте, граф, – возмутился князь и гневно посмотрел на Ивана Дмитриевича, – как можно? Кто они и кто мы?

– Иногда и среди простых, неграмотных, плохо одетых людей встречаются отзывчивые, сердобольные perso

es, которым не безразлично чужое горе. Однажды мне довелось стать свидетелем трагического, но весьма любопытного события, навсегда изменившего мое представление о тех, кого вы называете простолюдинами.

– Иван Дмитриевич, вы заинтриговали нас, – с любопытством заметила графиня Орлова-Денисова. – Не окажете ли вы нам любезность и не расскажете ли эту захватывающую историю, дабы изменить и наше представление о русском народе?

– Да-да, граф, – вновь защебетало юное создание, умоляюще сложив ручки, – nous vous demandons... s’il vous plaît2...

– Я не могу отказать прекрасным дамам, – покорно склонившись, любезно согласился граф Лунин.

Он бросил влюбленный взгляд в сторону Натальи Андреевны. Щеки графини мгновенно залил пунцовый румянец. Чтобы скрыть смущение, она раскрыла веер и начала им обмахиваться. Разговоры смолкли. Все, затаив дыхание, ждали рассказа графа Лунина.

– Это случилось почти пятнадцать лет назад, – начал свое повествование граф. – Я тогда служил флигель-адъютантом его Императорского Величества. Многие из вас, конечно, слышали об огромном бедствии, случившемся в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года.





– Не о пожаре ли идет речь, милостивый государь? – осведомился у рассказчика дядюшка графини.

– Совершенно верно, сударь, – подтвердил Иван Дмитриевич, слегка кивнув головой.

– Да-а-а, – задумчиво протянул пожилой мужчина, как обычно причмокнув губами. – Зарево было так велико, что его видели многие: и крестьяне окольных деревень, и путники на дорогах аж за шестьдесят верст от Петербурга. Вон оно как... Я тогда...

– Что ни говорите, дядюшка, – прервала его Наталья Андреевна, печально вздохнув, – это ужасное событие, и оно имело печальные последствия. N’est-ce pas?3

Графиня посмотрела на Ивана Дмитриевича вопрошающим взглядом. Гладко выбритые щеки графа вспыхнули было румянцем, но тут же побледнели. Он сконфузился и опустил глаза. Но понимая, что своим поведением может скомпрометировать графиню, взял себя в руки и продолжил рассказ:

– Увы, да... Ужасные события, коим я был свидетелем, действительно стали причиной многих бедствий. В огне пожарища погибли не только бесценные произведения искусства, но и люди, много людей.

– Люди? – со всех сторон раздались удивленные возгласы. – Но это невозможно! Говорили, что всем удалось спастись! Comment est ce possible?1 Вы ошибаетесь... Вы были с Государем во время пожарища? Как он допустил подобное?

– Господа, господа, – запротестовал граф Лунин. – Прошу вас, не все сразу! Если позволите, я сначала закончу мое печальное повествование, а уж потом отвечу на все ваши вопросы, если таковые останутся... Итак, близился к концу еще один морозный день уходящего года. Надо сказать, зима в тот год рано вступила в свои права, и с каждым днем становилось все холоднее и холоднее. В тот вечер я был дежурным в Зимнем дворце. На следующий день должен был состояться смотр рекрутов и нижних чинов, ожидали прибытия Великого князя Михаила Павловича. Поэтому, как только Император с семьей покинули дворец, чтобы насладиться «Влюбленной баядеркой», нижние чины начали собираться около Фельдмаршальской залы для получения последних указаний. Казарменный дух обволакивал это собрание, но даже он не мог заглушить появившийся запах гари, который уже несколько дней витал в воздухе.

– Неужели ни слуг, ни дежурных офицеров не насторожил этот факт? – удивился князь Безбородский.

– Почему же? Конечно, насторожил. Могу вас уверить, что я лично спускался в подвал и обследовал каждый закуток. Но дело в том, что в одном из помещений располагалась лаборатория, где приготавливались лекарства для двора. Эта комната была так устроена, что над стоящим посередине столом располагался железный шатер. Изначально предполагалось, что благодаря ему дурные запахи будут рассеиваться. Но увы, архитектор ошибся, и люди сильно страдали от удушливых испарений. Тогда в дымовой трубе над шатром пробили дыру. Ее появление действительно принесло облегчение работающим там людям. Однако вместе с дымом улетучивался и теплый воздух. А зима, как я уже упоминал, стояла суровая, и прислуга, которая оставалась здесь ночевать, в буквальном смысле s’engourdissait du froid2. Нечего удивляться тому, что челядь придумала способ, как сохранить тепло: на ночь они затыкали дыру рогожей и тряпками.