Потерянный Город

-Ты больше не уйдешь от меня? Почему ты тогда ушла?

Под его глазами залегли темные круги.

-Прости, сынок, я больше никуда от тебя не уйду, обещаю.

-Не бросай меня, без тебя очень страшно. Я боялся.

Я прикусила губу до крови, но это не помогло, заплакав в голос, я сильнее прижала Пифа к себе.

-Ни за что, сынок, я больше никогда не брошу тебя. Теперь мы будем вместе, ты и я, слышишь?

-Да, спасибо, мама.

Его голос стал совсем тихим, как шепот травы на рассвете. Рассвете, которого он уже никогда не увидит.

Он закрыл глаза.

-Мам?

-Да?

-Я люблю тебя, - прошептал он одними губами, после чего резко выдохнул.

Вдоха не последовало. Я надеялась, что сейчас его грудь снова поднимется, делая  вдох, но секунды шли, и Пиф оставался недвижим.

Слезы потекли одна за одной. Я плакала над ним, как над своим ребенком. За боль всех покинутых детей, которые умирали в тоннелях под землей от воспаления легких. Без матерей, без сестер. Без надежды.

-Прости меня, прости, - шептала я уже мертвому Пифу, хотя просить прощения мне было не за что, но я была уверенна, что обязана извиниться.

Я не могла остановиться, продолжая раскачиваться с мальчиком на руках, осыпая его извинениями. Я дала волю слезам, как тогда, в той деревне, запертая в подвале с Алексом, когда наверху заживо горели жители. Смерть Пифа, мальчика, которого я узнала только сегодня, прожгла мое сердце болью, словно он был неотъемлемой частью меня всю жизнь.

Над  родителями я так не плакала.

Я никогда не привыкну к смерти. К ней невозможно привыкнуть, особенно когда умирают невинные люди у тебя на глазах, и ты ровным счетом ничем не можешь им помочь. Разве что помолиться, но мне кажется, что Бог давно покинул нашу планету, собрав вещи и свалив куда подальше. Куда ни глянь, его нигде нет.

Ребята по очереди подходили к нам и жали руку Пифу. В этом их жесте было что-то непостижимое для моего ума: благодарность, извинения, дань прошлому. Так просто – пожать руку, как другу, как брату. Затем они разошлись по своим спальным местам, почти не переговариваясь и легли, желая, чтоб быстрее наступило утро. Я понимала, как им всем больно, и что, скорее всего, всю ночь они проплачут, утирая слезы маленькими ладошками.

Я сидела и тихо напевала мотив какой-то песни из детства, слов которой я уже никогда не вспомню. Мне ее пела мама, когда я долго не могла заснуть. Если я привнесу немного тепла и любви от своей матери, может Пифу станет легче? Даже не смотря на то, что он уже не видит и не слышит меня. Я верю, что там все зачтется.

Тело постепенно остывало, становясь холодным, словно одинокая звезда на небосводе. Пиф станет одной из них – небесных светил, что могут лишь наблюдать за тем, как гибнет наша планета.

В период эпидемии чумы так глупо и нелепо умереть от воспаления легких. Словно издевательство судьбы. Она смеялась, глядя в наши запуганные человеческие лица. Мы ничего не могли ей противопоставить. Оставалось только надеяться.

Бесшумно сзади подошел Даган и сел, положил мне руку на плечо и прошептал:

-Спасибо за то, что ты сделала для него. Я бы не решился попросить тебя об этом.

Я хотела ему ответить, но все умные мысли куда-то пропали, оставив мозг опустошенным, словно огромный холодный склад. Тишина и много пустого пространства, которое нечем заполнить. Сначала я потеряла Алекса, теперь Пифа, хоть и знала его всего один день. Череда бесконечных потерь.

Кого еще мне предстоит потерять на пути выживания? Может, проще самой пустить себе пулю в лоб, чтобы уже закончить мучения? На одного бесполезного человека станет меньше. Когда вымрут все, планета глубоко и с благодарностью вздохнет, словно избавившись от надоевших паразитов, копошащихся на ее поверхности.

-Знаешь, - сначала родилось слово внутри меня, словно росток давно угаснувшей надежды. – Я не успела извиниться перед своей матерью.

-Было за что?

-Не знаю, тогда не знала, но сейчас мне кажется, что стоило извиниться за все плохие слова и мысли о ней.

-Это уже не имеет значение. Не копайся в прошлом, порежешься.

-Что тогда  имеет значение?

-Ничего, - грустно ответил Даган. – Ничего, кроме выживания. Вопрос отсеивания. Рано или поздно мы все умрем.

-Да, но почему мы не можем наполнить отмеренные нам дни моралью и человечностью?

Даган уселся напротив меня, сложив ноги по-турецки.

-Можем, что ты и сделала для Пифа. Я благодарен тебе за этот поступок, но сам для других я вряд ли смог бы поступить так же.

-Тебя так воспитали, - угрюмо произнесла я.

-Меня этому научил детский дом. Я не вижу смысла в добродетели. Пойми, чем хуже ты относишься к улице, тем лучше улица относится к тебе. Где-то также и с людьми.

-Привязанности – это всегда боль потери. Но что мы без них? Ходячие куски мяса и крови?