Страница 4 из 99
Вот я здесь: в яме на обочине девяностого шоссе. Передо мной высится дорожный знак «Вестмайер – 50 миль», достаточно крупный город по старым меркам. Хоть путь и не кажется близким, но по сравнению с тем, что я уже прошла, легкое беспокойство.
Поначалу было очень тяжело совладать со своим одиночеством, не обронив рассудок. Не личным, когда тебя «никто не понимает», а глобальным, когда понимать уже некому. Когда никто не придет, не укроет тебя одеялом и не скажет, что все будет хорошо.
Потому что хорошо не будет. А-2 позаботилась о нашем мире, вычистив человечество как заразу. Остались лишь горстки разрозненных, одичавших, отчаянных людей, цепляющихся за остатки разума и цивилизации.
Но они боятся. И я боюсь. Болезнь витает в воздухе, пропитав каждый вдох и выдох. Мы все умрем, рано или поздно, вопрос только во времени.
Я еще пару минут лежу в яме, разглядывая из своего убежища автозаправку через дорогу. Мне постоянно кажется, что за мной наблюдают. Достаточно странное ощущение в мире, где больше мертвых, чем живых. Я всматриваюсь в тени, что скользят по серым стенам заправки, пытаясь высмотреть в них свои страхи.
Больше всего я боюсь встретить заразного. И подхватить болезнь от него. Пожалуй, можно будет сразу ставить на себе крест. Не хочу видеть, как чернеют мои глаза и кровь. Не хочу забывать, кто я. Какими бы больными и ужасными не были мои воспоминания о прошлом, они все-таки мои. И никто их у меня не заберет.
Мерзлая земля заставляет встать и двинуться вперед. Здание высотой в один этаж давно разворовано. Разбитые окна, вырванные с петлями двери навевают тоску, но деваться некуда. Раньше на заправках часто устраивали магазины, поэтому я решила пойти проверить. Вдруг, повезет, и мне удастся найти немного провизии в виде старого шоколадного батончика или упаковки крекеров, завалявшиеся под каким-нибудь стеллажом.
Входная когда-то стеклянная дверь вся заляпана чем-то темным. Мне не хочется думать, что здесь произошло, но жуткие картины сами возникают в сознании. Я осторожно прохожу внутрь, включив фонарик. В помещение царит полумрак. Тени причудливыми узорами ложатся на пол. Пахнет спертым воздухом и гнилью. После морозной ноябрьской свежести, дышать стало на порядок сложнее, и я непроизвольно прижимаю ладонь к лицу.
Луч фонаря облизывает пыльные стены и пустые стеллажи. Все, что можно, давно украли, но я не теряю надежду найти хоть что-нибудь. Хотя бы одну баночку чего-нибудь съедобного. Последние три дня я питалась одним батончиком мюсли и тремя жесткими крекерами. Поэтому я смело расхаживаю и заглядываю во все укромные места, словно хозяйка.
Прошел час. Результат – ноль. Удалось найти лишь туалет с трупом внутри, который, судя по запаху, уже давно здесь. Хорошо, что я распахнула дверь в санузел ногой, не пришлось приближаться к нему и проверять, заражен ли он.
Почему я сразу не помчалась прочь? У А-2 небольшой радиус действия, стоя буквально в двадцати метрах от зараженного, можно не заразиться. К тому же, у меня все еще очень мало запасов. И если я что-то не найду, то умру не от болезни, а от голода.
Я делаю последний обход по пустому магазину, с досадой разбрасывая ногой обрывки газет и журналов. На их страницах красивые девушки красиво выглядят. Не то, что я. Еще до болезни я не могла похвастаться красивой внешностью, сейчас – тем более.
Около места, где когда-то была касса, я вдруг замечаю дверь сбоку. Должно быть, я ее пропустила в первый обход. Там может находиться кладовка или туалет. Или склад с боеприпасами. И то, и другое было бы замечательно.
Я достаю из-за спины топор, крепко обхватив рукоять правой рукой. Дверь как дверь. Ничем не примечательна. Левой рукой с фонарем я слегка толкаю ее, и она медленно распахивается, обнажая зев темного коридора.
Яркий луч разрезает темноту надвое. Впереди я вижу еще одну дверь, вдоль стен стоят точно такие же пустые стеллажи, как и в торговом зале. Я прохожу внутрь, зря щелкаю переключателем справа от двери. Электричества теперь почти нигде нет. Ну, я его еще не встречала с тех пор, как сгорел мой город.
Мне кажется, что слышу легкое шуршание в дальнем конце, как от крыс. Когда постоянно живешь в оглушающей тишине, даже взмах крыла птицы кажется пушечным выстрелом. Я моментально замираю, вздернув топор и обшаривая стены лучом фонаря. Но все стихло. Может, мне показалось. А может, крысы. Я уже серьезно подумываю, какие они на вкус.
Когда до второй двери остается около двух метров, я останавливаюсь, прислушиваюсь к возможному движению. Тишина.
Ручка холодная. Скорее всего, не заперто. Но открывать я не спешу, так как тот звук меня насторожил. Я уже около месяца не встречала никого живого. Так и самой в животное превратиться можно.
Я открываю дверь, и моему взору предстает маленькая кладовая – всего два на два метра, вся заваленная тряпками и пустыми банками. Мне в нос бьет такой резкий запах тухлятины и мочи, что аж глаза слезятся. Хочется сразу же выскочить, но движение слева меня останавливает.
Я замечаю, что груда тряпья в углу, это человек.
И он дышит.