Две недели дождя

– Ты ненавидишь её? – Почему-то тихо спросил Мик. Вопрос был слишком личным и откровенным. Ему неприятно было спрашивать это, и он мог только догадываться, как неприятно было отвечать Эйчеру.

– Она многому нас научила. – Он покачал головой и принялся выравнивать столбики сигарет. Многому – не верить, не доверять, лгать, притворяться, терпеть, молчать, жить вопреки чужим желаниям.

– Это плохо? – Мик спрашивал осторожно, словно ступал вслепую по тонкому льду.

– Это плохо. Больно. Тяжело. – Эйчер на миг закрыл глаза, собираясь с мыслями. – Это в прошлом. Теперь навсегда.

– Почему Лай не узнал её на фотороботе? – Мик только теперь понял, кого ему напоминала та женщина – братьев Нэванов.

– Реа не позволил. Он заблокировал ту часть памяти, от которой Лай и сам хотел избавиться. – Эйчер говорил как-то слишком уж равнодушно.

– И как ты будешь без Лая? – В голосе Мика непрошено проскользнула вина. Он не стоял на парапете и никого не сталкивал в воду, но тогда у Реа-Лая не было другого выбора. Он его ему не оставил.

– Для начала, приду в участок и напишу заявление об увольнении. От имени Лая. Из-за проблем со здоровьем. – Эйчер встал, упёрся ладонями в стол. Это надо закончить, достаточно. – Я умею притворяться и терпеть людей. Не беспокойся обо мне. И Крис тоже. Не стоит. Я могу.

– Ладно. Буду заходить иногда, можно? – Мик тоже встал, кивнул, прощаясь.

– Можно. По делу. Я всё оставлю. Как было. – Эйчер проводил его до самой двери. В коридоре он остановился и посмотрел почти в лицо Мику. – Ты знаешь, все эти принцессы из сказок очень несчастны. Они не могут покинуть свою башню. Никогда.

– О чём ты, Эйчер? Не понимаю. – Мик нахмурился, пытаясь понять, что он имеет в виду. В сказках всё всегда заканчивалось свадьбой, разве нет? – Там же обычно всё хорошо заканчивается.

– Нет. Никакого хорошего конца не бывает. Ни для одной. – Эйчер усмехнулся, он явно с трудом сдерживал смех. – Принцессы с самого детства живут в башнях и не знают жизни за пределами леса, их берегут и прячут, запирают на долгие годы. Они хотят только вырваться, но ничего не знают о мире за опушкой леса. А потом приходит принц. Он видит красивую девушку, и ему безразлично, о чём она думает, и чего хочет. Он просто берёт её как приз и увозит домой. Как статуэтку. Она оказывается в мире, о котором ничего не знает, среди людей, с которыми не знает, как себя вести. Чем это всё кончается?

– Свадьбой? – Несколько неуверенно сказал Мик. Он никогда не задумывался о том, хочет ли принцесса уезжать куда-то с принцем, и что бывает после свадьбы и надписи «конец». Обычно они влюбляются друг в друга с первого взгляда и живут счастливо до конца своих дней.

– Да. Принцесса оказывается среди чужих людей, с которыми не знает, как и о чём говорить, в чужом доме, в чужой стране. До этого она жила в лесу, или сто лет назад. – Эйчер продолжал говорить равнодушным механическим голосом. Но в его словах сквозило отчаянье одинокой принцессы. – Принц получил свой приз и продолжает жизнь в пирах и охоте. Принцесса же обречена. Она родит детей, посвятит себя им, закроется от непонятных и чужих людей в башне замка. Она никуда не ушла, и принц её не спас. Знаешь, почему?

– Нет. – Заворожено ответил Мик. Он никогда особо не увлекался сказками для девочек, но Эйчер умудрился обрисовать всё в совсем уж мрачных тонах. Мрачнее были, разве что, не адаптированные средневековые сказания с отрезанными пальцами, замученными мачехами и принцами без глаз.

– Потому что башня её защищает, и ей нет смысла из неё уходить. – Эйчер покачал головой. Не так уж и мало таких потерянных принцесс в этом городе. – Башня внутри. Это убежище, в котором можно заблудиться навсегда.

Мик покачал головой. Он не мог понять до конца того, что говорил ему Эйчер. Это больше походило на какую-то аллегорию. Вот только зачем ему было говорить всё это?

Мик поднял руку в прощальном жесте, он не знал, что может ещё сказать. Он будет приходить. И когда-нибудь, встретит здесь Лая. Почему-то он был в этом абсолютно уверен. Дамба была их местом, ни один из них не мог там погибнуть.

Когда Мик ушёл, Эйчер подошёл к окну и отодвинул штору. Дождь кончился, уже неделю светило солнце, лишь изредка заслоняемое облаками. Реа всегда пробуждался именно в дождливые дни – в такую погоду у матери портилось настроение, и она срывала раздражение на них. А у Лая в дождь всегда болела голова. Ни он, ни врачи не могли найти причину, потому что физически он был здоров. Просто в дождливые дни Реа пробуждался и внимательно следил, чтобы никто не обидел их с Лаем.

Эйчер задёрнул штору, яркий дневной свет больно резал по глазам. Надо было подготовиться к походу в участок, вспомнить движения и манеру речи Лая. Ему предстояло лгать и притворяться. Но если он сможет сделать это сейчас, Лаю будет, куда возвращаться.

Клавдий поставил на столик перед Юлием чашку с горячим шоколадом. Сегодня у него было просто отличное настроение, ему удалось выиграть одно весьма запутанное дело. В этом, конечно же, не было ничего удивительного, но со стороны защиты выступал Мэрроу. Молодой адвокат был всё ещё слишком неопытным, но очень старательным и ответственным. К тому же, он умел убеждать, был отличным оратором. Клавдий получал удовольствие от поединков с ним. Кроме того, Виорел Мэрроу вполне серьёзно пытался доказать ему, что человеческая жизнь имеет ценность, что нельзя осуждать на заключение или казнь просто по прихоти. Забавная, хотя и бесконечно наивная точка зрения.

– Это нечестно. Как он мог упустить убийцу? – Юлий взял чашку в руки и раздражённо отхлебнул. Они так надеялись на этого человека! Были так близки к своему самому совершенному маньяку! И что? Тот просто спрыгнул в реку. Где его теперь искать?