Две недели дождя

Во тьме не было снов, только журчание, голоса, такие тихие, что слов не разобрать, и шипение. Где-то в самой глубине ворочалось что-то большое и сильное. Пульсировало огромное сердце, а может быть, он и сам находился внутри него и пульсировал вместе с ним. Постепенно звуки стали сильнее, назойливей, он уже почти мог уловить их смысл. Боль пришла резко, как будто ему вскрывали череп. Пульс в висках был похож на грохот походных барабанов в каком-то старом историческом фильме или на биение лопастей гигантской машины.

Лай открыл глаза и тихо, сквозь зубы, застонал. Старое покрывало сползло с его колен и теперь практически лежало на полу. Он сидел в древнем, потёртом кресле, которое осталось от прошлого владельца и которое они по какой-то неведомой причине перетащили на кухню. Эйчер стоял у плиты и что-то жарил, методично помешивая и встряхивая. Ритм его движений был настолько завораживающе ровным, что Лай некоторое время просто неотрывно за ним наблюдал.

– Эйч, сколько сейчас…? – Он едва смог выдавить из себя несколько слов. Горло так пересохло, что воздух в нём просто застревал.

– Сейчас…, – он с трудом проглотил повторяющиеся слова. – Уже вечер, Лай.

– Я был… когда? – Лай с трудом встал, всё тело болело, как будто он ворочал мешки с песком.

– Часа полтора назад. – Эйчер выключил плиту, но к Лаю так и не повернулся. – Ты сразу пошёл сюда.

– Не помню. – Лай подошёл к раковине, нашарил какую-то чашку, набрал себе воды и выпил залпом. Стало немного легче, но в голове всё ещё стоял туман. – Помню только, что пошёл обедать домой.

– Ты устал. – Эйчер наконец-то повернулся, на его лице, таком похожем и таком чужом, не было ни следа эмоций. Лай знал – он всё чувствует, он не такой, как о нём думают другие, но иногда всё же забывал об этом. – Хочешь есть?

– Да, очень. – Лай и сам удивился тому, насколько он голоден. Действительно, как будто мешки ворочал.

Ели они молча, слишком были голодны, чтобы прерываться. Потом уже, вернувшись в кресло с кружкой кофе, Лай начал думать. Ему это всё не нравилось. Нет, это его до дрожи пугало. Где он мог болтаться полдня? Явно не дома – он же пришёл сюда и сел в кресло, дошёл как-то, значит, не лежал в забытьи. Значит, у него случаются провалы в памяти. Это факт, с которым не поспоришь, но он объяснял все нестыковки с тем его самым первым обмороком. Он всю ночь пролежал без сознания, хоть сотрясение было небольшим, да и особого переохлаждения не было. Может ли быть, что он вовсе не лежал под тем кустом? Вполне вероятно, теперь он понимал это весьма отчётливо. Первый раз, когда он сам этого не заметил, и никто ничего не заподозрил.

– Лай, пару часов назад звонил Мик. – Эйчер принёс из гостиной свою любимую диванную подушку, положил её на пол рядом с креслом и сел.

– Чего он хотел? Меня искал? – Лай приоткрыл один глаз и покосился на Эйчера. Тот был необычно тихим, пришибленным. Никто другой бы не заметил мельчайших деталей, намёков, но Лай знал его всю жизнь.

– Сказал, что ты засранец и бросил его одного разбираться с отчётами. – Эйчер достал из кармана пачку сигарет и зажигалку и протянул Лаю. – Говорил, что звонил тебе.

– И? – Лай вытащил одну сигарету и щёлкнул зажигалкой. В самом начале Эйчер использовал только спички – любил их выкладывать так же, как сигареты, по тридцать две в ряд – но после очередного сильного ожога Лай купил ему зажигалку. Эйчу слишком нравилось смотреть, как спички прогорают, он, казалось, даже не замечал того, что огонь уже жжёт его пальцы.

– Ты сказал ему, что очень занят, и что он потом всё поймёт. – Эйчер стал на редкость разговорчив. Лай решил, что это хороший знак. Эйчер волновался за него, а теперь, когда он, наконец, дома – успокоился. – И усмехнулся.

– Не помню. Вообще ничего. – Лай выпустил в потолок струйку дыма. Какая-то часть его сейчас билась в панике и истерике, а какой-то было всё равно. Что-то происходило, и он не мог на это повлиять.

Эйчер курил медленно и как-то устало. Лай почти задремал, когда он поднялся на ноги.

– Знаешь, Эйч, мне страшно. Я не понимаю, что со мной происходит. Это сводит с ума. – Лай запрокинул голову и посмотрел на белёный потолок. Надо бы почистить или вообще заделать потолочной плиткой. – Я не верю себе.

– Верь. – Эйчер подошёл, обхватил руками его голову и прижал к своему животу. – Всё будет хорошо. Скоро уже. Всё будет хорошо. Хорошо, Лай.

Он повторял это снова и снова, как заклинание или молитву. Лаю хотелось верить ему, каждому слову и этому теплу. Он обнял его, прижался сильнее, ища защиты от ночных кошмаров. Как в детстве, когда защитить друг друга могли только они сами, когда никого другого у них не было. Лай старался не думать о том, что будет завтра, о том, как будет лгать Мику. Тот всё равно не сможет понять правды – её лучше не рассказывать никому. Капала вода в не до конца завинченном кране, в гостиной тикали часы, за окном лил дождь. Этого всего не было в той тьме, но самое страшное – там не было Эйчера.

– Всё будет хорошо. – Убеждённость, фанатичная и слепая. Это ложь, спасительная и целебная ложь – они оба это знали. И продолжали лгать.

Крис положил скальпель в ванночку со спиртовым раствором, стянул перчатку и выключил диктофон. На сегодня его работа была закончена. После разговора с Эйчером он смог проспать всего несколько часов, а потом вернулся обратно в морг. Когда он был занят делом, он быстрее успокаивался, легче приводил мысли в порядок.

Крис окинул взглядом лежащих на столах девушек и крепкого мужчину, убитого выстрелом в сердце и найденного в мусорном баке – этим занималась Хлоя. Ничего нового найти не удалось, все улики незначительны и соответствуют месту. Грязь, запахи, соскобы кожи, частички на пальцах и под ногтями – ничто из этого не смогло дать хоть сколько-нибудь значимого результата. Даже нитки ткани, найденные им на последнем трупе, были самыми стандартными. Ну, разве что, сокращали список подозреваемых до нескольких десятков тысяч. Крис снял халат и устало повёл плечами. В холодильнике оставались ещё бутерброды и пакет с соком. Чаще всего он брал себе яблочный или апельсиновый, но полицейские часто подсовывали ему томатный – шутки ради. Крис достал бутерброд с колбасой и полпачки томатного сока и сел за рабочий стол. Отчёт можно будет написать и утром, сейчас ему было, над чем подумать.