Мертвые земли

Они пришли через два дня. Еще до того, как Занка расслышала с улицы стоны и скрежет зубов, чутье встрепенулось под ребрами, толкнуло в бок. Дремавшая, она тут же очнулась и съежилась в углу. Как это будет? Придут и снова свяжут руки, а потом вытолкнут за порог? Или просто распахнут двери, а мертвые сами добудут себе свежей плоти? Вряд ли. Для этого надо выйти на улицу, а там уже раздавались крики живых, хлопанье запиравшихся в спешке дверей и глухие хрипы мертвых. Свора Дирта была не из тех, кто ловким прыжком проскакивал перед носом нежити. Они, наверняка, не хуже Занки забились сейчас в дальнем углу и скулили, как побитые собаки. Зато потом, когда мертвые уйдут, свора отыграется за свой страх и обмоченные штаны на безропотных бабах.

В какой-то миг Занке почудилось, что всё кончилось – кинули за порог пищащий сверток, хлопнули дверью, но тогда бы раздалось утробное урчание пожирающей добычу нежити. Страх, молнией пронесшийся по позвоночнику, отступил. Занка прислушалась – шорохи, совсем близко, будто несколько десятков мышей рвались к ней в спасительный схрон. А потом справа провалился кусок стены и высунулось красное лицо Дирта.

- Сюда иди. Тут оно, дите твое. Сейчас отдадим.

Занка не двинулась с места.

- Покажи, - произнесла глухо.

Дирт отодвинулся в сторону, прикрикнул на кого-то, и тут же в проеме показалась фигура Кинки. Бледная, как кипяченая с едкой солью простыня, она прижимала к себе кулек из одеяльца. Ярушка не плакала, не сучила ножками. Похоже – спала. Тихо и безмятежно, не догадываясь, что собирались сделать с ней эти добрые люди. Занка стиснула зубы, сжала кулаки, чувствуя, как к горлу подступает уже пережитая ею вспышка безудержного гнева. Он ждал.

- Не выйдешь – так кинем, - гаркнул Дирт, заслоняя собой Кинку с ребенком на руках. – Ну?

И тут случилось то, чего, похоже, не ждали не только Занка, но и те, кто помимо Дирта топтался по ту сторону стены.

- Не дам! – выкрикнула Кинка.

Из-за спины обернувшегося на отчаянный крик Дирта, Занка разглядела, как Кинка судорожно сглотнула и крепче прижала сверток. Огромные глаза ее вращались по кругу, и ни на ком не задерживались надолго, нижняя губа дрожала, ноздри раздувались.

- Не да-ам! – снова взвизгнула она, когда несколько растрепанных фигур бросились к ней и ухватили за руки.

- Не да-а-ам!..

Кинка забилась, как пойманная крюком курица, но свора напрасно решила, что ей некуда деться. С удивительной прытью и силой женщина тряхнула плечами, и мужики полетели в стены. Тогда им на выручку поспешил вожак. Похоже, он совсем забыл про пленницу – метнулся к Кинке, вцепился в кулек, дернул на себя. Детский обиженный плач огласил комнату, взвился к потолку, и от этого звука вздрогнули разом и Кинка, и Занка, юркнувшая из проема в комнату. И в то же мгновение раздался скрежет ногтей по ту сторону двери и глухой стук.

- Мы. Пришли.

Плесенью пахнуло из щели под дверью. Озноб пробрал Занку до костей, она замерла, втягивая голову в плечи. Скрыться! Забиться подальше, зарыться в землю, что угодно – лишь бы не слышать бесцветного голоса, не чувствовать смрада, не слышать, как стучит кровь в висках! Немалых усилий стоило, чтобы прийти в себя, стряхнуть навалившийся морок. Занка метнулась к застывшим Дирту и Кинке, так же как и она сжимавшимся в комок, но выхватить ребенка не успела. Стоило протянуть руки, как очнулся вожак своры, отпихнул ее в сторону и сам выудил надрывающуюся плачем Ярушку из одеяльца.

Новый всплеск отчаянного плача вернул в сознание и Кинку. Запоздало бросилась она выручать младенца, но Дирт ткнул ее кулаком в живот, и женщина с хрипом осела на пол. Тут же подскочила свора, загомонила, трясущимися руками вцепилась в Кинку и оттащила в угол.

- Мы. Ждё-ом, - с подвыванием раздалось из-за двери.

Дирт обернулся к Занке, потряс ребенком перед носом. В черных глазах его отражалось пламя теплившейся у кровати лучины.

- Сама пойдешь? – сквозь зубы просипел он. Они стучали, они с трудом слушались его. – Или сперва ублюдка твоего швырнуть?

Занка чуяла, как страх тек по его венам, как застывал на спине липким потом, как заволакивал рассудок. И именно поэтому не давала волю рвущейся изнутри силе. Не сейчас. Сейчас страх делал его безумным, способным наперекор колдовской силе броситься за порог вместе с дитем, лишь бы не нарушить установленного мертвыми обычая.

- Отдай.

Она шагнула вперед, протянула руки. Снова заскулила, забилась в углу Кинка, но тут же стихла, едва столкнулась с Заной глазами. Немного забвения – это всё, чем могла сейчас она отплатить этой женщине.

- Отдай, и я уйду.

Еще один шаг. Дирт был близко – Занкины пальцы почти касались его рукавов. Медлить он не стал – сунул ей в руки пищащего младенца, а потом подскочил к двери. Открывать ее он не спешил. Видимо, ждал, когда она подойдет ближе.

- А теперь – уходи. И пошевеливайся!

Не обращая внимания на его слова, Занка прижала к груди Ярушку – та тут же присмирела, а потом и вовсе засопела, сунув в рот пальчик. Дирт заскрипел зубами, оскалился, показывая редкие желтые зубы. Напугать хотел? Зана хмыкнула, а потом рассмеялась во весь голос – скрипуче, будто сейчас хохотала не она, а Хёрн. Смех разлетелся по комнате, ткнулся в окно – и по нему побежали черные нити трещин. Заголосили мертвые за дверью – они устали ждать, они почти перестали слушаться того, кто заставлял их забирать подношения. Взвизгнул Дирт, дернул дверь и отскочил прочь, будто кто пнул его ногой.