Страница 23 из 111
Отклонившись в сторону, чтобы когти не попали в цель, Занка ударила двумя руками сразу, метя мертвому в грудь. Он этого не ожидал. Как и того, что силы у Занки все-таки были. Удар оказался твердым и достаточным, чтобы опрокинуть мертвого на спину. Он зашипел, как гадюка, и вместе с тем обиженно захрюкал, а потом снова поднялся. Резко – в прыжке, будто искусный воин. Зато Занка за это время успела поднять серп и на этот раз ронять его не собиралась.
Мертвый это понял. Заклацал зубами, неестественно выдвигая нижнюю челюсть, заскрежетал, зацокал. Моё! Моё! Моё!
- Ну уж нет! – выпалила Зана.
Немного расставила ноги, чуть согнула их, чтобы пружинили. Она отвела руку с серпом, приготовилась, не сводя глаз с мертвого. Он забулькал, задергал распухшим языком, будто хотел ответить, но тут же бросил это занятие и попёр напролом. Он шел, содрогаясь и хрипя, но Зана больше не видела ни ребенка, ни нежить.
Что-то бесформенное и жалкое волочило к ней свои ноги. Настолько жалкое, что внутри заколыхалась сострадание. А через мгновение Зана различила, как внутри разгорается пламя. Рука с серпом выскочила вперед. Глаза не поверили – она снова разжала ладонь, выпуская оружие! Но вместо страха, нутро наполнялось огнем. Горячим, но не обжигающим, а дающим силу. Зана открыла рот, зашевелила языком, но ничего не услышала. Не было на ее губах слов – лишь свист ветра в волосах и пронзительный птичий крик на кончике языка.
- Ты слишком долго несла это бремя. Ты не сотворила ничего, чтобы нести его.
Это было похоже на то, что говорила Хёрн, когда боролась с мертвым перед домом. Только матери неведомый язык давался с трудом, а Занка произносила, будто всегда его знала. И словно никаким другим больше не пользовалась. Сейчас ее это не удивило, да и некогда было удивляться – мертвый все еще шел, пригибаясь и сверля ее голодным взглядом.
- Обрети покой!
Бледно-янтарное пламя вспыхнуло в ладони, опоясало Занку и разлетелось кругами прочь. И от этого огня мертвый перед ней сел, а потом повалился на пол, перестало биться в углу тело с размозженной головой. Зане показалось, что за сутки пути все мертвые падали на землю, обретая долгожданный покой. Она чувствовала их, слышала стоны – сначала яростные, потом – облегченные. Были среди них и такие, как тот, что нападал на нее. Сейчас он, а вернее – она, лежала на полу, прижав руки к груди. Лицо чистое, неразложившееся, безмятежное. Глаза когда-то голубые, подернулись серой пеленой смерти.
Зана выдохнула и повалилась на колени. Слезы душили ее. Пережитое напряжение, страх, исток силы – всё это било дробью в груди, отзывалось тряской в коленях. Уняв дрожь, Зана поднялась и побрела к выходу. Надо было поскорее найти мать. И всё ей рассказать. Почему-то важно было ей рассказать, что она сделала.
Мать стояла невдалеке под старой изогнутой березой. Дерево клонилось скрюченной лысой кроной к земле, будто гигантская костяная рука. Под этой исполинской лапой перед пылающим костром и застыла Хёрн с раскинутыми в разные стороны руками. Ее лицо смотрело в небо, губы дрожали. Зана поспешила к ней, чутье подрагивало. То ли от пережитого в хлеву, то ли предсказывало новую беду. А мать меж тем грациозно, будто не кровь, а вино подавала к королевскому столу, подняла с земли ведро. И плеснула в огонь. Но он не потух, а затрещал жарче, взметнулся ввысь. Сердце у Занки заколотилось быстрее, она уже бежала со всех ног, прихватив подол.
Глаз же не сводила с матери – та послушно сделала поклон огню, а потом шагнула в него. Пламя тут же обхватило Хёрн, принялось весело хрустеть, облизывая новую жертву. Зана закричала, запнулась и упала, больно стукаясь локтями и обдирая щекой. Сейчас это было неважно. Она дернулась, чтобы подняться, но вместо этого снова повалилась в примятую траву, торчавшую колючими обломанными пиками. Наконец оторвавшись от земли и распрямившись, Занка помчалась по всю прыть – туда, где огонь пожирал ее мать. Разодранную щеку обжигало слезами, губы дрожали, из груди рвалось сердце.
Занка не добежала пары шагов и шлепнулась на колени перед огнем. И как раз в этот миг ей в руки вывалилась Хёрн. Живая! Зана обхватила ее, прижала к себе, попутно оглядывая – нет ли где ожогов? В волосах и на рубахе матери еще вспыхивали язычки огня, но ран не было. Даже брови – и те не опалились!
- Глупая ты девка! – едва шевеля языком, пробормотала мать. Голос ее был жутко хриплым, как у пропойцы. – Зачем тревожишь Предвечных? Кто позволил?
- На меня напал… Там еще мертвый был… - Зана начала было оправдываться, но осеклась. Она же справилась. Сама справилась с нежитью! Почему теперь ищет оправданий? Почему должна их искать? Знай она раньше, что так может, всех бы их давно упокоила!
- Пойми ты, неумеха, сколько ты их живым словом не упокоишь, ровно в сотни раз их больше поднимется. – Говорила мать неспешно. Каждое слово давалось ей с трудом. - Не всякий может изначальным языком пользоваться. И уже тем паче тебе нельзя! Слышишь?! Не смей больше?!
Зана кивнула, наконец, вытерла щеки от слез. А потом прижалась к матери и поцеловала ее в макушку. Херн недовольно фыркнула и оттолкнула ее. Пробурчала что-то, но Зана не расслышала.
- Боги говорят, надо идти дальше, - сказала она громче, когда Зана помогла ей подняться. - Я думала, нельзя нам туда, раз кроме живого слова их уж и не остановить ничем. Но боги говорят – надо идти.