Работа для привидения (бывшее "Долгое эхо")

Привыкший мыслить глобальными политическими категориями, герцог был немного обескуражен, когда обнаружил, что куча мелких торговых контрактов, каждый из которых по отдельности не стоил и двух минут внимания, сможет перевесить и серьезные аргументы, и наработанный за долгие годы авторитет, и в некоторых местах даже здравый смысл. Эйомин, не слишком часто вылезающий из приграничной глухомани в столицу, подготовил свои позиции со всей обстоятельностью и хладнокровием опытного царедворца.

Призрак оставался безмятежным, как майское утро.

— Если это единственная сильная сторона Эйомина в нашем споре, то хорошо. Потому что для Его величества мелкие торговые интересы лордов — не аргумент. — На этой фразе внимательные глаза едва заметно прищурились, и Карди подался вперед. — А что для него аргумент? Что Кайару следует сказать королю?

Эгайд вспомнил прошлые суды, на которых ему доводилось присутствовать (не самое распространенное развлечение у дворян, но чего только в жизни не бывает) и от души посоветовал:

— Вам виднее. Главное, уложитесь минут в пять-семь, иначе дражайший монарх точно озвереет. Ему за один день до полусотни жалобщиков приходится выслушивать, так что при всей любви к красивому слогу в дни суда болтунов он начинает ненавидеть.

Информация, конечно, ценная, но постановка вопроса Овверу категорически не понравилась. Он кивнул, принимая рекомендацию, и мягко уточнил:

— Спасибо за совет, я постараюсь быть лаконичным. Но кто может знать убедительные аргументы для Его величества лучше вас? Все сильные и слабые стороны кандидатов так или иначе были упомянуты на Совете. На каких лучше сосредоточить внимание при разговоре с королем?

Эгайд с грустью покосился на остывший чай и понял, что на отдых в ближайшее время можно не рассчитывать.

Вытащил из папки чистый лист бумаги, откупорил чернильницу и вздохнул.

— Давайте еще раз проговорим все, что было сказано днем, а потом выберем наиболее подходящее для нас.

 

Спустя два часа сдружившиеся, разругавшиеся, замирившиеся и проникшиеся взаимным уважением главы семейств исписали семь листов, упарились, но более-менее определились.

Эгайд, забывшись, отхлебнул холодный чай, поморщился и переставил чашку подальше, на подоконник, чтобы не забыться еще раз, а потом разложил перед собой записи.

Листы были исписаны в нескольких направлениях, изобиловали стрелочками, приписками между строк и на полях, нумерованными отсылками к другим страницам, и сейчас герцог с некоторой оторопью пытался прочитать, что он там в пылу обсуждения понаписал.

— Итак, что у нас выходит в сухом остатке?.. — Вопрос был не совсем риторический, но собеседнику об этом знать было не обязательно. Барон поощрительно приподнял бровь и Эгайд бодро продолжил. — На текущий момент, на текущую политическую ситуацию, весомых аргументов для короля у вас только два: прямо и недвусмысленно выраженная воля последнего законного владельца титула (если монарх сейчас пойдет наперекор ей, такие джинны из бутылки повылазят, что все королевство может тряхнуть, да и Тонседи, если разобраться, не такая старая династия, как хотелось бы ее представителям). И то, что юноша по малолетству политически нейтрален и еще минимум лет десять никого на сложившейся политической арене не усилит в отличие от Эйомина, мгновенно удваивающего в случае победы и богатство, и влияние, и силу. Можно вскользь намекнуть на то, что маркиз не так благообразен, как хочет показать, но без лишнего усердия — неоспоримых доказательств у вас все равно нет, а о прочем Его величество и так от мага и безопасника слышал. Захочет — поймет намек, не захочет — не поймет, так что и нечего тратить драгоценные минуты.

Барон утомленно пристроил подбородок на кулак.

— Пожалуй, с учетом ограниченного времени, даже хорошо, что пунктов всего два. Можно будет их как следует проработать, а не нестись галопом с одной темы на другую. С этим уже можно играть.

Солнце за время обсуждения незаметно сместилось, и сейчас освещало боковую сторону дома. В кабинете стало не то, чтобы темно, лампы зажигать еще рано, но призрак теперь виделся намного отчетливее, чем раньше. Герцог даже сумел разглядеть аккуратные латки на полах плаща, крупными складками лежащего на подлокотниках кресла.

Вместе с любопытным наблюдением к Эгайду пришла мысль, что пора закругляться. Барон — собеседник, конечно, интересный, но есть ему, судя по всему, не надо, а вот сам герцог до сих пор не пообедал, и сейчас не отказался бы от хорошей порции жаркого. А то и двух.

Раззадоренный видением уставленного яствами обеденного стола, хозяин дома решительно поднялся.

— В таком случае не смею вас отвлекать. Прислать в покои юного Карди бумагу и перья?

— Пришлите, — одобрил инициативу призрак и тоже встал, но растворяться в воздухе не торопился. Только смотрел на герцога с задумчивым интересом, отбивая аппетит. — Но не кажется ли вам, что одной речи для победы в суде может оказаться мало?

— Может, — не стал отпираться герцог, испытывая раздражение от настойчивости гостя пополам с восхищением ей же. Вот ведь упорный! Уже сколько лет, как помер, а руки норовит выкрутить, как живой. — Уверен, вы что-нибудь придумаете. У вас это хорошо выходит.

Смутить Карди оказалось не так-то просто. Он даже не шелохнулся.

— Вы полагаете, что победа Кайара — это только моя проблема? Вижу, что да. Но позвольте вам кое о ком напомнить. — Барон сделал многозначительную паузу, а Эгайд уже знал, что тот собирается сказать. И ведь возразить нечего. — Шэнд. Что будет с ним, если он провалит первое же дело, за которое взялся? Не станет ли оно заодно и последним? Как минимум, на ближайшие годы? Мне кажется, будет дальновидным позволить юноше ощутить вкус победы и одобрение с вашей стороны. Вы ведь знаете характер своего сына лучше меня. Разве я ошибся?