Страница 5 из 17
Яшин мялся у двери, но не от стеснительности, а наоборот – в полной уверенности, что сейчас оглядится и тут же раскроет все подляны, которые ему устроили злые мусора. И опера уже минуту подыгрывали его мнимой внимательности, заметив, как нервно он задержал взгляд на томе УК. Но вот Артем встал, вышел из-за стола и кивком указал на табурет. Яшин, по-хамски хмыкнув, болезненно проковылял к месту. Подтянув выцветшие насквозь обгаженные брюки, он уселся и закинул ногу за ногу, демонстрируя стоптанные ботинки.
Платон и Яшин испытующе уставились друг на друга.
– Ну, давай, мусор, жми свою телегу, – оскалился наконец уголовник.
И тут же получил затрещину от стоящего сзади напарника. Артем выглядел щуплым, но за этим видом таилась воистину медвежья сила. От одной его пощечины бывалые бандиты валились на колени. Вот и Яшин слетел с табурета, упершись тощими руками в пол. Артем взял его за ворот дряблой куртки, усадил обратно, наклонился и сказал, спокойно, без нервов:
– Гавкать будешь, когда разрешат.
Уголовник стрельнул в него глазами, но только на миг, не рискнув задержать взгляд. По лицу было видно, как приходит к Яшину понимание – тут с ним цацкаться не будут, как в родном РОВД. Платон раскрыл дело и, наклонив к себе, пробежался глазами по строчкам.
– Яшин Виктор? Тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения?
– Ага, – уголовник оправил куртку и начал осторожно поглядывать за спину, где маячил Артем.
– Ранее дважды судимый? По двести двадцать восьмой статье?
– Да.
Платон покивал головой, помолчал для виду, потом опустил взгляд на Яшина.
– В курсе, за что взяли?
– В душе не пойму, начальник.
Платон начал читать.
– Пятого ноября, возле мусорных баков у дома номер восемьдесят четыре по улице Красного Локомотива мало-Литейного района был найден труп молодого человека…
Яшин уставился на опера, совсем забыв о его напарнике.
– …Причиной смерти явилась глубокая колото-резанная рана на животе, повлекшая внутреннее и внешнее кровотечения. При жертве были найдены документы на имя Григория Архипова, двадцати трех лет, проживающего по улице Красного Локомотива, тридцать девять. Рядом с убитым найдена разбитая бутылка, которой и совершено убийство… – Платон посмотрел прямо на урку. – Так за что ты Гришу завалил?
Яшин сидел сначала смирно, потом расплылся в щербатой улыбке.
– Да ты че, начальник? Какого еще Гришу? Я ни за какого Гришу не знаю.
– Ты не знаешь, а вот тут все знают, – опер ткнул пальцем в папку. – На бутылке твои пальчики.
– Какие еще пальчики, да ты че? Шеф, але, я не знаю никакого Гришу!
И сразу получил оплеуху от Артема.
– Ты, сука, не ори.
– Да я не ору, вы че? Какой Гриша?
– Вот этот, – Платон вытащил из папки фотографию трупа.
– Ой… – Яшин поморщился. – Начальник, я в натуре не в курсах, кто это. Че ты тут жмешь? Какой-то мокрый… Фу, бля…
– Зря кобенишься, Яшин. Пальцы там твои, труп недалеко от твоего дома, где вчера был – сказать не можешь…
– Да как не могу? Могу, я был у этого…
– Кого?
– Ну этого… У Фили…
– Какого Фили? Сиськи что ли?
– Ну да, у него, Сиськи.
– Так Сиську ж повязали три дня назад.
Урка уставился на опера, понимая, что теперь-то менты на него, гражданина совравшего, насядут крепко.
– Давай вспоминай, Яшин, когда и за что ты завалил Гришу Архипова, – гнул свое Платон.
– Да вы че, мусора! Вы мне че за херню шьете?! Какого Гришу?!
Яшин вскочил, и Артем рывком усадил назад на табурет, сказал спокойно:
– Сиди.
– Да вы че, мужики?.. Я не в курсах вообще ни за какого Гришу, я ж не по мокрухе… Я ж вообще не по этой части, вы че?..
– А по чему ты, Яшин?
– Не по макрухе я, падлы вы! Херню мне шьете, я тут ни при чем ваще!
– А кто при чем?! – рявкнул Платон.
– Да я не в курсах! Меня вообще не за это взяли!
– А за что тебя взяли, а?! Падла ты подъездная?! Нахера тебя в управления притащили, если не за мокруху?!
– Да я не в курсах вообще! Это все вы, менты поганые! Волки! Вы все, суки, на людей повесить готовы, падлы!
Яшин ринулся встать и увернулся от руки Артема. Встал, и тут же завалился на бок. Это Артем огрел его по макушке томом УК, после чего встал над наркоманом и начал методично бить того книгой по голове.
– Я тебе, что, сука, сказал? – рычал он, избивая охающего подозреваемого. – Сказал сидеть? Сказал?
Наблюдавший за этим Платон все думал, что расколоть этого «урку», у которого за плечами две ходки, оказалось проще, чем иного новичка. Слишком уж он привык к отделениям полиции, к операм, к постоянным беседам и угрозам, к легким зуботычинам и милому пересчету ребер, не ожидал вдруг такого наезда. Да и было видно, что гнет его бодяга некисло. Нет, этот парень теплый и нежный, словно девица в майскую ночь. Может, потому и решили не ломать его местные розыскники, чтобы напугать падлу побольше. А может, и правда дел много, то-то строчат рапорты пуще обычного…
– Тёма, оставь его, – позвал он напарника.
Тот перестал мять Яшина, постоял над ним для пущей убедительности своих садистских намерений и отошел, дав наркоману подняться. Тот, весь зареванный и в соплях, с красной, будто перепаренной рожей неохотно присел на табурет. И все поглядывал назад, на оскалившегося Артема. Теперь-то в глазах бывалого криминала и следа не осталось от прошлой уверенности, борзости, мерзости, а остался только страх, мучавший этого скрюченного от боли человечка.
– Ну, что скажешь? – спокойно обратился к нему Платон.
– Мужики… Да я в натуре не в курсе… Ни за Гришу, ни за мокруху. Не при делах, я по другому…
– По какому другому?
– Да меня на ширеве взяли, и всего-то… никаких мокрух, вообще не в курсе…
– На каком ширеве? – раздраженно бросил опер, заглядывая в папку. – Тут написано, что тебя взяли по делу Архипова. Пальцы, ботинки твои в грязи отпечатались. Какое еще ширево?
– Да ну бодяга обычная, ничего такого… Мужики, ну вы чего? Я же не на мокрухе… – он почему-то обратился к Артему, протянул ему руки, потом спохватился и отвернулся. – Я же не по мокрухе…
Платон почесал щеки, подумал, потом достал листок, ручку.
– Короче, Яшин, один у тебя путь – пиши все.
– Что все?
– Да вот все, за что тебя взяли, как, когда, кто, где. И подробно, с иллюстрациями. Будем проверять. Если окажешься незамазанный, то радуйся в три хари.
Яшин рассеянно взял ручку, придвинул лист, подумал.
– Как писать-то?
– Да так и пиши: Я, Яшин Виктор Александрович, тогда-то шел от того-то с партией ширева в карманах, и меня взяли те-то, там-то, нашли то-то. И чтобы подробно.
Наркоман тупо посмотрел на лист.
– Начальник, это что же, «сознанку» мне предлагаешь?
– Яшин, ты, видно, дурак. Мы ведь тебя сейчас закроем на хрен и с полным набором улик по этапу пустим.
– Так если ж я напишу, то все равно по этапу пустите.
– Ну, пидор, достал, – прохрипел за спиной Артем, заставив подозреваемого вздрогнуть. – Короче, ща его закроем, дело следаку, а завтра в СИЗО. И пусть кум его к активистам подсадит, чтоб не кобенился.
– Э-э, мужики! – Уголовник хотел было встать, но не рискнул. – Не надо кума! Ща все напишу, ща все будет!
Он склонился над листом, взялся было карябать, но остановился.
– А это… А что такое июстрации?
Платон даже растерялся от такого вопроса.
– Это когда текст подробный.
Яшин уткнулся обратно и продолжил карябать, видимо, с сумасшедшим количеством ошибок.
Прошло десять минут, а задержанный так и не написал ничего толкового – все мерзко скреб ручкой, старательно выводя буквы. Артем совсем расслабился: облокотился на стол, том УК положил рядом, в моментальной доступности, а сам копался в телефоне. Платон же скучно наблюдал за тем, как пишется чистая «сознананка».
– А что, Витя, как у вас там на районе? – вдруг спросил он.
Даже Артем поднял голову и внимательно посмотрел на напарника.