Каменные сердца

– Эк местные чего рисуют. Таланты.

– Даже в ИВС, суки, рисуют… – отозвался майор. Но тихо, под нос.

И только когда начали подниматься на третий этаж, Платон вдруг заметил то самое напряжение, царившее в газели на пути сюда. Игорь Аркадьевич вновь сделался идолом, Артем помрачнел, аж брови съехали к переносице. Начальник райотдела на каждую ступень поднимался все медленней. На площадке между вторым и третьим этажами отирался «овошник» с автоматом. Стоял в полутьме, будто прячась, и все норовил уткнуться взглядом в мутное окно. На третьем этаже возле распахнутой двери озаренный ярким светом переминался с ноги на ногу ошарашенный Саша Крахмалов, потирал пятерней лоб.

– Ну, мужики, – вдруг развернулся начальник райотдела, – дальше вы сами, а мне еще звезд принимать. На месте мой старший работает, вы с ним потолкуйте, в курс дела введет. Давай, Игореш, удачно поработать.

И наскоро пожав руки, побежал вниз по лестнице. Слушая шаги майора, Додукаев процедил:

– Не нравится мне такой настрой, ребятки.

Что такой настрой не понравился Платону и Артему еще при виде следака Вити, они промолчали. Да и кому это может понравиться, когда здоровые мужики, имевшие дело с закоренелыми рецидивистами, терялись от шока.

Игорь Аркадьевич вышел на свет и посмотрел в дверной проем. Время словно остановилось. Платон и Артем ощутили себя ждущими команды ищейками. Их хозяин многозначительно смотрел внутрь квартиры, затем повернулся к Саше Крахмалову:

– Пойдешь?

– Пойду… – сдавленно ответил тот.

Додукаев оглядел его и двинулся вглубь квартиры. Следом – оба опера. Но следак придержал их перед самой дверью.

– Мужики, это… я такого еще не видел.

И по выражению лица этого матерого следователя вдруг стало понятно – такого никто из присутствующих еще не видел. Артем шагнул внутрь квартиры, а Платон поинтересовался почти с иронией:

– И чего там?

– Сатанизм, блядь, какой-то…

Ну, сатанизм не самое страшное.

Квартира оказалась небольшой однокомнатной, где коридор, он же прихожая, соединял и ванную, и кухню, и средних размеров зал. Все тут провоняло старостью, гнилью. Знакомый по подъезду трупный запах стал круче и вышибал слезу. Еще веяло десятилетней пылью, которую ничем не перебить, и немытым туалетом. Зеленоватые обои на стенах потускнели, отклеивались по верхам, и теперь висели своеобразными капителями. С пожелтевшего потолка клоками тянулась паутина. И почти никакой мебели: табуретка, рядом с которой валялась пара ботинок, да тумбочка с кипой газет, журналов, листовок. Кругом стояли пакеты с пустыми бутылками и старыми проржавевшими трубами. На крючках висели куртки, теплые вперемешку с легкими. Получалось, что по курткам в квартире жили сразу десять человек, а по обуви – только один. В приоткрытую дверь ванной, Платон заметил валявшееся на полу белое клетчатое полотенце и пожелтевший унитаз, над которым белели шашечки плитки.

Свет горел только в прихожей, полосой падая на пол кухни, в зале же темноту рассеивали переносные прожекторы. Проигнорировав яркий сигаретный огонек, гулявший в сумраке кухни, Платон завернул в зал. В дверях стоял Артем, а перед ним Игорь Аркадьевич. И оба не двигались с места. Платон чуть подвинул Артема, протиснулся мимо Додукаева и даже не сразу понял, что увидел. Ему показалось, что в свете выставленных ламп в неестественной позе сидит фигура и вытягивает вперед руку, будто показывая что-то. А когда понял, то оцепенел.

Это… этот труп, сидел в центре залитой кровью комнаты, подпираемый чем-то сзади. Голова резко запрокинулась назад, и от глотки до пупа темнел багровый зев распоротой груди настолько широкий, что проглядывались бледные ребра. Правая рука действительно тянулась вперед, сжимала что-то и будто висела в воздухе. А левая – покоилась на левом разрезе груди, словно сама ее и вскрыла. Внутренности вытащили и сложили вокруг тела так, чтобы угадывалась огромная голова с широко разинутой пастью в попытке проглотить труп. А кругом, спиралью огибая тело, методично и аккуратно тянулись кишки, от чего вместе с «головой» напоминало змею. Не в силах оторваться, Платон начал понимать, что эта ужасающая картина складывается из множества отдельных кусочков.

Тут же копошились криминалисты, поглядывавшие на труп с легким изумлением и даже недоверием.

Первым опомнился Додукаев. Он тихо сказал пришедшему в комнату следаку Крахмалову:

– Саня, оформляй протокол.

Это простое выражение несколько отрезвило и обоих оперов. Артем выдохнул носом, будто высморкался, достал смартфон и начал прохаживаться по комнате, фотографируя что-то ему одному интересное. Игорь Аркадьевич так и остался стоять на месте, опустив руки в карманы плаща, и задумчиво озирался. Платон достал большую тетрадь из кожаной папки, которую всюду таскал, и принялся заносить ориентировки, делать пометки.

Прав был Саня, такой жести он еще не видел. Пришлось склониться над трупом, чтобы различить детали, на первый взгляд незаметные. Запрокинутая назад голова оказалась раскроенной на две части, а хребет сломан. Глаза выдавили. Изо рта выбили все зубы, верхнюю губу пробили двумя гвоздями, проткнули и язык, прижали его к верхним деснам. Концы гвоздей уперлись в нижнюю губу так, что рот широко раскрылся. Левая рука так же была прибита гвоздем к груди. На том и держалась. Саму грудь вскрыли грубо, в несколько ударов, оставив глубокие зазубрины на ребрах. Правая же рука крепилась к рыболовной леске, натянутой на люстру, от чего казалось, что труп выставил ее вперед, сжимая груду камней. Да не просто камней, а перетянутых бечевкой булыжников, общими очертаниями напоминавших… сердце?

Платон выпрямился, огляделся.

– Инсталляция… – тихо обратился он к подошедшему Артему.

– Ага, я и камни, мать его.

– Старший здесь?

– На кухне сидит. Курит. Морда что у твоего бульдога.

Платон кинул взгляд на наставника – Игорь Аркадьевич прохаживался по квартире, внимательно оглядывал обстановку, все больше хмурясь от каких-то своих мыслей.

– Тогда идем.

При включенном свете кухня растеряла свой таинственный вид, превратившись в маленькое некрасивое помещение. Как и вся квартира, она насквозь была проедена дряхлостью и нездоровой желтизной, и от неправильно расставленной мебели вовсе казалось крошечной. Шкаф для посуды впихнут в угол, подперт холодильником, густо замызганным с боков; напротив холодильника примостилась покрытая жиром газовая плита, тут же на кронштейнах повисла железная мойка. У окна – стол, маленький, складной, да пара табуреток. За столом сидел крупный мужчина, одетый в приличный, но поношенный костюм. От неожиданно загоревшегося света он зажмурился, так и не выпустив сигареты изо рта, потом стал неприязненно промаргиваться.

– Привет территориалам, – кинул ему Платон, садясь напротив.

– Здорово, линейщики.

Мужчина грузно приподнялся, пожимая руки. Представился как старший опер, капитан Георгий Александрович Сухоруков. Еще один незнакомый. В тусклом свете лампочки было видно, как измождено его лицо недосыпом.

– Чего в темноте сидишь, капитан? – поинтересовался Платон, кладя папку на липкую столешницу.

– Начальник просил лишний свет не включать, – буркнул в ответ Сухоруков.

– Ага, ему тут только танка для скрытности не хватает. Покажи корку, – Платон записал данный районного опера, потом поднял взгляд. – Ну, что рассказать можешь?

Артем молча встал рядом.

– Как обычно все началось… – Сухоруков стряхнул пепел с сигареты на газетку. – Соседи вызвали дежурку, мол трупешником в подъезде несет, спасу нету. В соседние квартиры вонь поползла. А сильнее всего из этой квартиры. Наряд приехал, потоптался, позвонил – не открыл никто. Полезли с соседского балкона. А тут такое. Позвонили нам. Все думали – обычная жесть. Там самовар в ванной, синяки с перепою друг дружку порешили. Обычная херня, известная…

– Че дальше? – оборвал Артем. – Не затягивай.

– А че? Тут вот это вот. Дальше по системе всех на уши подняли. Сейчас старших братьев ждем.