Зарема

На всю оставшуюся жизнь она запомнила запах, окунувший ее в смесь табачного дыма, лекарств, запекшейся крови и гниющего тела, а напротив себя – Сашины жгучие глаза, наполненные болью, но распахнутые удивлением из-за неожиданности приезда Заремы. Уже потом, чуть-чуть придя в себя, она рассмотрела, что кровать у Саши стоит под окном, окном высоченным, школьным, большим окном, занавешенным от прямых солнечных лучей майского южного солнца только двумя слоями марли, а это означало только одно – здесь уже не опасаются ночных бомбежек.

- Саша! – Зарема кинулась к раненому, наспех поставив ящик с гостинцами на тумбочку у кровати. Букет туманно-сиреневых цветов лаванды она машинально положила на укрытую одеялом раненную ногу солдата, потому что именно больная левая нога оказалась с краю, и этот почти невесомый букет причинил Саше боль.

- Зарема, - выдохнул Саша и, протянув к любимой руки, невольно застонал сквозь зубы. В палате было много раненных. Стоял гул от разговоров и стонов, Зарема смущалась, а ей так хотелось поцеловать это родное лицо, эти щеки, лоб, губы.

- Наклонись, Зарема, - прошептал Саша, крепко сжимая руку девушки. С замершим сердцем Зарема подалась вперед, Саша порывисто прижал девушку к груди и поцеловал в губы, поцеловал так крепко и так жарко, что она задохнулась.

- Ну, теперь и умереть не страшно, -  полушепотом сказал Саша.

- Ой, и я так подумала, - вздрогнула Зарема. - У нас, что, мысли одинаковые? Ведь мы тысячу лет не виделись.

- Ну, не тысячу, а только три, но годы эти и тысячи лет стоят для нас с тобой.

- Хороший ты мой, родной мой! Как твоя нога? – Зарема ласково погладила Сашу по щеке, не думая больше об окружающих.

-Да, вот обещают отрезать, а ты уже и цветами ее украсила, будто похоронила.

- Ой, Шурик. Тебе больно, а я… Зарема судорожно стала собирать цветы с одеяла.

Саша поморщился от боли. Легкие прикосновения Заремы через одеяло и перевязку доставляли раненой ноге сильную боль. Но молодой солдат не хотел и не мог показать перед любимой свою слабость из-за тяжести ранения и он изо всех сил крепился.

- Ни за что не соглашайся на ампутацию. Ни в коем случае! Твою ногу можно спасти, ты даже хромать не будешь, - воскликнула Зарема.

- Ты, что шутишь? Откуда ты можешь знать? Как ты обо мне узнала, как здесь оказалась? Как ты нашла меня?

- Ого, сколько вопросов сразу! Не значит ли это, что ты мне и не рад вовсе? – с иронической хитринкой в голосе спросила Зарема, но Саша воспринял все всерьез и поспешил разуверить любимую:

- Да, что ты, что ты! Я просто даже надеяться на такую встречу не мог! – воскликнул он.

- Вот еще подожди немножечко. Все расскажу, не волнуйся, выложу, как на духу, - Зарема, хитро косясь на Сашу смеющимися глазами, с букетом в руках подошла к соседней тумбочке, на которой стояла пустая стеклянная банка, и спросила у лежащего рядом на кровати пожилого усатого раненого:

- Нельзя ли мне одолжить под цветы Вашу баночку?

- Бери, милая, на что она мне. Это сестричка в ней компот приносила. Всех угощала. Грушевый компот, ароматный, хоть и несладкий. Я такой даже до войны ни разу не пробовал, задумчиво проговорил бывалый солдат.

- Не огорчайтесь. Я всех сейчас угощу свежими яблоками. Не подскажете, где мне воды набрать?

- В этом нам больше других повезло – мы ведь лежим в кабинете химии, а значит, рядом лаборантская, а там и вода, чтобы пробирки мыть. Пить, правда, эту воду еще нельзя, а вот для цветов сгодится.

Банку с цветами Зарема поставила на тумбочку рядом с Сашей и, взяв его за руку, сказала:

- Шурик, родной мой, крепись, я теперь с тобой, все будет хорошо. Я так спешила тебя обрадовать, что еще не поговорила с твоим врачом. Сейчас  я тебя немножко покормлю – учти, всем отделом тебе собирали гостинцы, а потом все тебе расскажу, но главное ты знать должен: я проконсультировалась с очень знающим профессором медицины из Москвы и он в письменном виде подтвердил, что ногу твою можно сохранить, отрезать ее нельзя, это было бы ошибкой. Запомни, крепко запомни: ампутировать твою раненую ногу  противопоказано, поэтому не соглашайся на такую операцию. Я поговорила со своим начальством, они пообещали помочь перевести тебя в санаторий, в Кисловодск, там тебя вылечат, и мы еще с тобой потанцуем, запомни, - Зарема говорила ласково, но твердо, стараясь внушить Саше свою уверенность, что все кончится хорошо, что впереди их ждет только безоблачное, лучезарное счастье.

Саша, как зачарованный, смотрел на новую, незнакомую Зарему и уже не чувствовал боли в изуродованной своей ноге. Он прижимал руку любимой к своему горлу, прятал под подбородком, будто опасался, что рука вот-вот вырвется  и исчезнет, а с ней,  будто видение, исчезнет и такая близкая сейчас, но такая изменившаяся, непривычная Зарема.

- Какая ты красивая у меня! Непривычная, другая, но дорогая моя, самая любимая! Жалко, твоих кос теперь нет.

- Не горюй. Это вовсе не беда. Косы у меня отрастут, ты и оглянуться не успеешь.

- Да, я просто так сказал, не думай. Главное, чтобы ты здорова была, а косы я подожду, нам теперь спешить некуда.