Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 174

Миша, падая со стула, стараясь удержаться, вцепился в скатерть на столе, и все бутылки, и фужеры с вином были стянуты со стола на пол и разбились. Ужас, охвативший  меня всю с ног до головы, нервным параличом сковал мои руки и ноги.

Марьяна, безвольно склонив голову набок, тихо сползла со стула. Её, ничем не защищенная грудь, бесстыдно оголилась, но все присутствующие не шелохнулись, оцепенев от ужаса и неожиданности произошедшего несчастья.

Первое, что я смогла сделать в этот момент – я закричала: «А-а-а!!!».

Всё это  в совокупности уместилось в несколько секунд, но, оказалось, что именно это время было необходимо для моей психики, чтобы  прийти в себя.

- Принесите таз, графин воды и две ложки! – прокричала я собравшейся толпе, ничуть не заботясь о том, что эту мою просьбу кто-нибудь выполнит.

Подбежала сначала к Марьяше и завязала ее грудь своим вдвое сложенным  «газовым» шарфом. Ошалело рыдавшей над дочерью Екатерине Николаевне я сказала скороговоркой:

- Вызывайте доктора, какой здесь есть. И полицию. А пока, смотрите на меня и повторяйте то же самое с Марьяшей!

С соседнего столика я схватила откупоренную  бутылку и, поливая вином себе на руки прямо над полом, вымыла их. Потом, не дожидаясь, пока принесут ложку, я упала на колени перед потерявшим сознание Мишей, не думая в тот момент о своем прелестном платье, которое будет испорчено. Послушала  сердце.

Мой милый был жив! Я приподняла его за плечи. Никто из толпы и не думал мне помогать.  Лицо Миши, которое всегда излучало уверенность и спокойствие, сейчас вызывало непреодолимую жалость. Побоявшись отравиться, я не решилась поцеловать его в приоткрытые губы, хотя мне очень этого хотелось. Поцеловала я своего парня в висок, а потом вставила руку любимому в рот и надавила на корень языка. Мишу вырвало. Слава Богу, подумала я, приговаривая:

- Миша, милый, очнись. Тебе надо выпить воды, чтобы очистился от яда твой желудок.

 Я понимала, что он меня слышит, хоть и не отвечает. Ресницы дрожали и, казалось, что под закрытыми веками двигаются его зрачки.

Принесли воду и ложку, я стала вливать воду ложкой Мише в рот. Одну за другой, одну за другой. Чтобы вода не выливалась, я просовывала ложку поглубже в горло, и, одновременно, запрокидывала его голову назад. Когда удалось истратить пару стаканов воды, я снова надавила Мише на корень языка. Его стошнило снова, я этого и добивалась. Конечно, весьма неприятная процедура, но она позволила Михаилу очнуться.

- Хороший мой! – сказала я ему одобрительно на ушко и снова поцеловала в висок.

Вот уж кем-кем, а врачом я никогда не хотела бы быть, но жизнь прожить – не поле перейти. Спасать себя и своих близких приходится иногда без помощи врачей, поэтому надо перенимать опыт наших предков, вдруг пригодится.

- Помогите посадить Мишу на стул, - обратилась я к Лыжину, но его из ступора невозможно было вывести. Он стоял истукан-истуканом и неотрывно смотрел на не пришедшую  в чувство, но  усаженную на стул свою ненаглядную дочь.





К нам с Мишей подошел небольшого росточка официант с торчащим на голове кудрявым чубом, который  вынес стекла и грязную скатерть и замывал пол вокруг нас. Он подозвал напарника и помог посадить Мишу на стул.

- Поддерживайте его, он очень слаб еще.

- Не волнуйся, девочка, он мой товарищ, я позабочусь.

Поняв, что это и есть тот Андрей, с которым сдружился Миша в «Заезжем дворе», я спокойно оставила на него Мишу и подошла к Марьяше.

Её мама сидела рядом со стулом дочери и, прижимая голову Марьяны к своей груди, ничего из того, что надо делать для освобождения её организма от яда, для приведения её в чувство не делала, а только, как заведенная, повторяла и повторяла:

- Доченька моя, доченька, бедная ты моя бедная. Да, почему же доктор-то не едет?

Ни доктор, ни полицейский ещё не появились. Количество посетителей явно уменьшилось, а оставшиеся  сосредоточились ближе к сцене. Длинный официант увез свой столик, никто за этим не проследил. Политов и Галкин стояли на улице у входа и ждали доктора  или делали вид.

Я быстро взяла  ложку и… поняла, почему Екатерина Николаевна бездействовала: у Марьяны были намертво стиснуты зубы.

Мне никогда не приходилось разжимать их человеку, но я видела, как мама  заставляет кошку открыть рот, чтобы дать ей таблетку. Она пальцами сжимала челюсть в уголках губ и та открывала рот. Попробовала я так же поступить с Марьяшей, но удалось все не сразу  даже с помощью ложки.

 Разжав ей зубы, я проделала с Марьяной все те манипуляции, которые только что провела с Мишей. Она почему-то пришла в сознание быстрее, чем он.

«Живучая», - подумала я. – «Так она же жещина» - ответил мне мой внутренний голос.

- Марьяша перед рестораном долго ничего не ела? – спросила я у ее мамы. Та подтвердила мою догадку: девушка боится поправиться.

- Это ей помогло. Вода уже выходит прозрачной. Теперь ей надо маленькими порциями пить некрепкий чай.