Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 174

Двое рабочих разбивали комочки извести, двое в вязаных перчатках смешивали ее с мукой в каждой плошке. Расставили плошки со смесью извести и муки, а рядом – в таких же плошках - воду.  Сода на производстве была, пар был, но Захар подвез еще. Загасили известь.  К вечеру предложила начать готовить щетки из мочала, чтобы белить подвал.

Устала. В коляске приехал за мной Захар. Сняла и оставила в кабинете фартук.

- Ты снова меня со своими лошадками знакомить будешь? – спросила Захара.

- А что, понравилось?

- Очень.  Ближе становятся, будто родные. Вот как этого коричневого зовут?

- Это девочка, Азиатка. Имя такое у неё. Не коричневая она, а каурая.

- А что она из Азии? - спросила я.

- Нет, конечно, она местная, с воронцовского завода. Это имя такое – Азиатка.

- А вторая? Девочка или мальчик? Беленькая.

- Эту Гордая зовут, - объяснил Захар. – Они сёстры.

- Здорово!

 - Вот ты говорила, что нормально разговариваешь? Что, это нормально называется? «Здорово» у нас говорят, когда здороваются, а ты к чему его сказала?

- Похвалила. Имена  понравились и то, что лошадки на самом деле сестры. Видишь, как длинно! А «Здорово!» просто  короче. Сказал и все понятно.

- Хитро, если не сказать заумно! Здорово, в общем.

Мы подъехали к дому Лыжина. Миша уже стоял возле ворот. Я с ним осталась в беседке, хоть и очень устала.

Сегодня по двору то в одну, то в другую сторону фланировала господская дочь Марьяна Тимофеевна. Сначала мне показалось, что она захотела подышать воздухом, но я потом быстро поняла, что все совсем не так. Она явно пыталась заинтересовать Захара, но он был тверд, как скала.

- Хорошо, что она на тебя не обращает  внимания, - прошептала я Мише на ушко.

Марьяна так часто проходила мимо беседки, что поцеловаться нам с Мишей не удавалось. Я была так невыносимо голодна, что ничему больше не была бы рада, кроме какой-нибудь  еды посущественней.

Приехал Лыжин. Захар  распряг коней и увел их в конюшню, терпеливо отвечая на бесчисленные вопросы Марьяны, которая от него не отставала ни на шаг.

- А ты куда сегодня уезжал так надолго?





- Мы, барышня, люди подневольные, куда хозяин посылает, туда и ездим. Спрашивайте у свово батюшки.

- Будет мне батюшка про всех своих конюхов рассказывать, как же! – с высокомерием в голосе заявила Марьяша.

- Ну, тогда, чего ж вы меня-то пытаете, милая барышня? Я вам не ровня вовсе.

- Пытаю, чтобы ты мне признался, куда из дома отлучался, а то, ровня или не ровня, не тебе судить, -  в голосе девушки проскальзывали капризные нотки.

- Мне недосуг с вами, барышня, пререкаться, мне коней управлять надо. У вас капризы, да баловство, а если я с ними не управлюсь, меня ваш батюшка по головке не погладит.

- Ну, уж, ты Захарушка, ни себя, ни меня моим батюшкой не пугай. Мне ли Тимофея Савельича не знать, если я дочь его родная?  Всем известно, как он своих работников балует. Потому, наверное, и оказался на грани разорения. А теперь вот даже ты, простой конюх, от меня, его дочери, нос воротишь.

- Так вы в этом смысле, барыня? – раскумекал, наконец, Захар. – Дак у меня  ж  Варенька есть?

- Так уж и есть?

- Дак сговорились мы, венчаться будем, - наивный Захар не мог понять, как это может быть непонятно.

- Вот и пригрела змею, - сделала вывод Марьяша, - она же в подруги мне набивается, но никогда откровенно ничего не скажет. Вот скажи, зачем она тебе сдалась? Ни денег, ни земли, ни зерна на приданное.

Было понятно, что этот разговор между господской дочкой и  красавцем-конюхом проходил не в первый раз.

- Причем здесь зерно? – спросила я Мишу.

- А разве ты не знаешь, что деньги здесь совершенно не котируются? – спросил Миша и объяснил мне:

- Авторитет зерна в этом селе велик до бесконечности. Хлеб – вот главная ценность. Поэтому, человеку, имеющему свой постоянный, переходящий по наследству хлеб, а на самом деле, зерно, полагается уважение и почёт в народе. Такой человек на сходе имеет решающее слово, такому человеку - первое место в церкви, перед таким человеком серьёзные богачи «ломают шапки».

- И что, это зерно хранится в подвалах и складах и не портится? Ведь, чтобы хвастаться, надо это зерно иметь?

- Конечно, должно храниться. Его продают, хлеб пекут, выращивают и засыпают новое в те же подвалы. Оно у них только увеличивается в объеме.

- Так вот, оказывается, какой хлеб изымали у крестьян революционеры! А я думала, что только мешок-два, что люди себе оставили на жизнь.

- Было, конечно, и такое. Изымали-то всё. Люди пухли от голода и их вывозили на Север и в Сибирь, чтобы умирали они и их дети не на глазах тех, кто их осуждал и раскулачивал. Здесь сейчас гордятся богатством, почет и уважение к тем, кто богат, к богатству стремятся все, и, посмотри, как все классно устроено в этом селе, как здесь красиво и удобно. И так по всей России! А после революции будет модно быть бедным. Никто не будет выделяться. До сих пор все ищут работу, чтобы получать, пусть маленький, но  твердый доход. И все с пятнадцати лет озадачены вопросом о пенсии. Да, подумай только, где ты, а где твоя пенсия?! Зачем о ней ломать голову, если весь мир может измениться до неузнаваемости?