Страница 142 из 174
Навстречу нам выбежала Татьянка здороваться. Василий обрадовал её новым красным платьем и куклой с русыми волосами. Потом взял в обе руки по плетеной кошёлке со снедью, которую передал Лыжин, и направился к бабе Вале, ожидавшей нас на пороге своего домика, заслоняя глаза от повернувшего к закату слепящего солнца.
- Добро пожаловать, - встретила нас баба Валя. – Неужели Марьяша? Воротилась к родителям? Вот это правильно. Отца с матерью ни на кого не меняй никогда – ни на молодца заезжего, ни на соблазнителя хитрого.
- Баба Валя, она есть опять не может, посмотрите, что с ней такое?
- Да мне и смотреть-то особо не надо. На сносях она.
- Кто на сносях? – не поверила я. – Марьяша?
- Да вы что?! – воскликнул Василий. – Ах, бедная!
- Что?!!! – воскликнула сама Марьяша.
- Ну, садитесь за стол, вон сколько снеди навезли. – Принеси, Даша, миски, а самовар только что закипел. А что, отец не знает?- спросила баба Валя.
Мы все молчали, онемев от неожиданной новости.
- Это негодяй Сербинов? – сурово сдвинув брови, спросил Марьяшу Василий.
- После ресторана в «Заезжем дворе» я не могла больше съесть ни кусочка без дурноты. Я думала, что он меня отравил, потому что отец не согласился дать ему деньги.., - растерянно проговорила Марьяша. – Поэтому я вырвала у него свою руку и убежала от него, как только отца увидела.
- С ума сойти! – воскликнула я, но не решилась спросить, насильно ли он её взял или она добровольно на это пошла.
«В любом случае от любимого не убежишь. Руку вырвешь, так сердце не отпустит» - подумала я.
- Вот негодяй! Ну, попадись ты мне! – сжал пудовые кулаки Василий.
Марьяша присела на кончик лавки возле стола и бессильно наклонила голову на грудь.
- Вишь, как ослабла, не евши, - жалостливо проговорила баба Валя. – А есть теперь тебе надо за двоих, что ни говори. Так что усаживайся, голуба, будем пировать.
- Ой, что мне делать, баба Валя? – в самовлюбленной и самоуверенной Марьяше вдруг проявилась, неведомо откуда взявшаяся, девчоночья беззащитность. – Как я об этом отцу скажу? Он меня теперь точно жить не оставит, убьет. Позор ведь какой!
- А как же ты допустила, девонька?
- Она и не допускала, ясно же?! Иначе, почему бы она к отцу побежала, а не с ним осталась?,– заступилась я за Марьяшу, которая, услышав это, не просто подняла голову, а даже чуть откинула её назад, широко открыла глаза и с нескрываемым удивлением посмотрела на меня.
С благодарностью, как мне показалось, посмотрел на меня и Василий, но услышав, что наши разговоры касаются только женских секретов, отошел к Танюшке, увлеченно укладывающей спать на пенёчке свою новую куклу.
- Вы, баба Валя, лучше посоветуйте что-нибудь, чем терзать Марьяшу упрёками, - попросила я знахарку.
- Да тут проблем-то нет. Если срок небольшой, пусть три или пять дней, то проварите с утречка немного луковой шелухи, будто собрались яйца красить на пасху, и пусть пьет, голубушка, пока не начнет крутить вокруг пупка, она почувствует, что расстроился кишечник. Вот тут-то беременность и прекратиться, можно будет не беспокоиться. Но Марьяше надо денечек сытно поесть, чай сладкий попить, чтобы чуть окрепнуть перед этим.
Василий, чтобы не измазать, снял свой «зипун», больше похожий на французский камзол, поднял на руки Танюшку и сел на лавку перед столом с явным желанием поесть.
-Засыпь немного щепочек в самовар, Дашуля, - попросил он.
Я пошла за щепой, а когда вернулась, то увидела, что баба Валя потчует Марьяну нарезанной отварной холодной свининой, отварной горячей картошкой, посыпанной укропом и политой подсолнечным маслом, да солеными огурчиками из бочонка, а в руке у девушки был большой кусок воронцовского хлеба.
- Ешь, голубушка, ешь. Всё будет у тебя хорошо и отец ничего не узнает.
- Как это так? Как можно не заметить большой живот? У Марьяши же будет большой живот, да, Марьяша? – спросил Василий.
- Что, Марьяша будет так много есть, что у неё вырастет живот? – спросила бабу Валю жующая за обе щёки Танюшка.
- Ничего не будет, - сказала я, - она будет худенькая и изящная, как всегда. Не надо, чтобы позорили девушку. Баба Валя предложила средство.
- Марьяна Тимофеевна, неужели это правда?- Василий поднялся. - Зачем? Вы душу человечью готовы загубить? Какой такой позор? Перед кем? Да ведь я у вас есть! Да я ж каждого, кто только косо посмотрит, с лица земли сотру, кто бы он ни был. Против батюшки вашего только не пойду, очень уж он человек хороший. Зато, если вы решитесь, я всегда готов предложить вам свою руку и сердце. Моя неуверенность, что вы согласитесь стать супругой отставного офицера, только и препятствует. Никогда в жизни ни словом, ни полсловом я вас не упрекну. Никогда, поверьте честному благородному слову офицера, прошедшего войну.
- Как мне поверить? – растеряно пролепетала Марьяна. – Да ты ведь даже не любишь меня!
Василия даже передернуло. Он резко подскочил к Марьяне, резко упал на одно колено, но ласково, словно хрустальную, с нежностью и осторожностью, взял её руку в свою и поцеловал:
- Действительно, я не любил, я просто хотел вам помочь. И помогать приходилось немало. Я жалел вас, я помогал вам, я защищал вас, я искал и ждал вас, я много думал о вас и писал вам с трепетом и добром в душе, так нетрудно же поверить, что после всего этого вы в моей душе поселились навсегда, и я очень хочу, чтобы в моей душе вам было всегда удобно и тепло, чтобы вы в ней никогда ничего не боялись и были бы спокойны и счастливы. Подождите, Марьяна Тимофеевна, как только я возвращусь из Москвы, сразу посватаюсь, а вы пока решайте и будьте здоровы.