Страница 8 из 22
Таскув отыскала взглядом Отомаша и его сына, поманила их рукой: подойдите. Старейшины глянули недовольно, но препятствовать не стали. Чужеземцы приблизились к костру, за ними подтянулись и остальные их люди. Встали вокруг него, повинуясь её молчаливому жесту. Оранжевый свет ещё больше вытянул лица чужаков, бросил бронзовые блики в их глаза. Теперь они ещё сильнее походили на идолов. Верно, такие, с чертами, вырезанными твёрдой рукой, стоят на их капищах. Таскув достала из маленького поясного тучана горсть сухих трав и бросила в огонь. На неё они не подействуют, а вот им помогут отрешиться от всего и раскрыть свою суть. Мужчины отшатнулись было, когда пламя взметнулось коротким всполохом, но снова покорно замерли. Сейчас у них выбора нет.
Таскув обошла костёр, мягко и часто ударяя кончиками пальцев в бубен. Тот отзывался тихим гудением, спокойным, мерным, мелодичным. Он почти пел, пробуя голос, обещая раскрыть любые тайны. Она приняла от “хранителя” еду для совершения “кормления огня”: строганину и собранные по осени кедровые орехи. Вернулась по своим следам и бросила подношение в пламя. Шипение стихло, качнулось в стороны тепло, будто в попытке обнять всех вокруг. Таскув сняла с пояса колотушку и снова ударила в бубен. Мерно постукивая то по коже, то по ребру его, обошла уже впавших в безразличие чужеземцев, тихо напевая без слов, а потом закрыла глаза и обратилась к духам-покровителям.
Она звала их, просила милости и совета. Как помогали они её прабабке, а до неё ещё многим пращурам. Духи не ошибаются и не причиняют зла, коли обращаться к ним с уважением и не гневить. Таскув вскинула руки к чёрному, обсыпанному звездным крошевом небу, гортанно крикнула, призывая покровителей. И они отделились от огня сначала короткими вспышками, а затем размытыми фигурами, закружились-заплясали в воздухе, увлекая за собой. То припадали к земле, то взмывали над самыми верхушками елей. Голос бубна под рукой Таскув становился всё увереннее и громче. Бился в груди вместе с сердцем, отдавался в голове утробным пением.
Порхали над огнём искры, словно сорванные с ветвей листья, и гасли, сыпались на лицо и волосы пеплом. Духи-покровители вихрями носились между елей, покачивались и звали. Рвалась душа вместе с ними расправить крылья и взмыть высоко-высоко, с птицами. Упасть камнем вниз и снова вспорхнуть, не достигнув земли, смеясь и ликуя, что это выходит так легко. Легче, чем дышать.
Звенели фигурки людей и зверей на одежде в такт ударам колотушки о бубен. Таскув не смотрела кругом, закрыв глаза, но видела всё. Тёмные, окутанные маревом фигуры чужеземцев не шевелились, не отвечали на зов, не рвались присоединиться к их огненному танцу. А значит, люди они, не духи – нечего бояться.
Она вдохнула, медленно опустила бубен, ударяя в него всё реже, и остановилась. Постояла неподвижно, приходя в себя, а затем огляделась. Воевода Отомаш и Смилан смотрели на неё со смесью удивления и почтения. Иногда Таскув становилось любопытно взглянуть на себя со стороны во время камлания, и казалось, что ей легко это удастся, если захотеть. Но она боялась. Страшно было увидеть вместо обычной семнадцатилетней вогулки полубезумную шаманку, которая будто бы ходит по краю человеческого мира и мира духов. А ну как оступишься?
Таскув подошла к старейшинам и проговорила негромко – в горле после пения совсем пересохло – кивнув на застывших у костра мужчин:
– Они не духи. Им можно верить.
“Хранитель” и “знающий” кивнули даже как-то разочарованно. В пауле не столь часто случается что-то из ряда вон, а вышедшие из леса чужаки – уж и подавно. И жаль, что они оказались всего лишь людьми. А сколько было бы разговоров – до следующей весны!
Не дожидаясь разрешения, Таскув отправилась домой. Дело к утру, а после ритуала сил и вовсе не осталось – добраться бы до лежанки, завернуться в покрывало из волчьих шкур и проспать до рассвета. А что решат старейшины – это уже неважно. После пляски духов, после полёта и огня, после поцелуев Унху. Она сделала всё, что могла. Теперь не ей решать судьбу чужеземцев.
Пришедшие к месту камлания воины уже развязывали их, люди с запада озирались, будто только что обнаружили, что стоят здесь. Таскув последний раз оглядела их лица и едва заметно кивнула Отомашу, тот благодарно наклонил голову в ответ. Смилан потёр освобождённые руки, оправил овчинную малицу и привычным движением провёл по поясу, но оружия там не нащупал и только сжал кулак на том месте, где оно должно было висеть.
– Спасибо, пташка, – мягко сказал он, когда Таскув проходила мимо.
Его голос будто огладил по спине тёплой ладонью. На миг их взгляды встретились, Смилан сдержанно улыбнулся. Вот же привязался… Пташка.
Таскув ускорила шаг и с облегчением скрылась в темноте знакомого леса.
[1]Гусь – глухая дорожная одежда из зимних оленьих шкур темного цвета без украшений.