Страница 42 из 138
- А теперь вновь повторите по-испански, что вы любите меня,- потребовал он, тяжело и прерывисто дыша и утыкаясь носом в её волосы.
- Я люблю вас!- дрожащим голосом, задыхаясь, пролепетала Стефка, растерянно пытаясь прильнуть к груди супруга.
Но тот лишь рассмеялся. Спрыгнув с камня, ссадил её и, коротко и крепко поцеловав, сказал:
- Любви, душа моя, нужно учиться постепенно, не будем лишать себя сладостных мгновений торопливостью. На сегодня достаточно! Завтра мы возобновим урок и, закрепив пройденное, двинемся дальше!
С этим словами дон Мигель взял жену за руку и помог спуститься с пригорка. Остановившись на пороге её палатки, галантно поцеловал пальцы и исчез.
Надо ли говорить, что этой ночью Стефка уснула далеко не сразу, настолько она была взволнованна и растревожена новыми ощущениями. Было и стыдно, и неловко, и жарко, и таинственно сладко думать о происшедшем. Девушка была окончательно сбита с толку - ведь её сердце принадлежало Яреку, почему же тогда одного поцелуя оказалось достаточно, чтобы она так легко увлеклась другим? Может, всё дело было в данной у алтаря клятве?
Но лишь наутро, когда отряд вновь двинулся в путь, до Стефки окончательно дошло, насколько все вокруг волшебным образом изменилось. Если раньше она свободно и легко болтала с Гачеком, не обращая никакого внимания на мужа и остальных спутников, то теперь её взор, то и дело останавливался на его фигуре, страшась и одновременно желая ответного взгляда. Ласковые бархатистые глаза как будто напоминали ей о прошедшем вечере, и Стефка вспыхивала от смущенного удовольствия при виде искажающей его губы многозначительной улыбки. Именно в то утро наша героиня полностью осознала, что, оказывается, замужем за очень красивым мужчиной. И это внезапное озарение принялось стремительно разрушать все старательно возводимые бастионы между ней и столь диким способом навязанным супругом.
А так как графиня то и дело оглядывалась, краснела, бледнела, и была настолько невнимательна, что отвечала невпопад, вагант с нескрываемым удивлением наблюдал за спутницей, и, в конце концов, прервал свой рассказ на самом интересном месте, но, увы, погруженная в свои переживания Стефания этого даже не заметила.
- Бедная девочка,- пожалел её епископ, с интересом наблюдающий за взволнованной девушкой,- вы слишком жестоки с ней!
Дон Мигель лишь самоуверенно улыбнулся.
- Нет ничего проще, чем вскружить голову девственнице! Они любопытны, наивны и абсолютно невежественны в делах любви,- презрительно хмыкнул он,- другое дело опытные дамы! Там можно и впросак попасть, и самому как глупой рыбе клюнуть на замысловато замаскированный крючок, чтобы тебя потом на нем водили по всем кругам ада!
Собеседник смущенно покрутил носом.
- Неужели любовь женщины к мужчине настолько примитивна?
На щеках испанца заиграли неожиданно озорные ямочки.
- Нет, ваше преосвященство, примитивна не любовь, примитивна страсть, заложенная в них со времен падения Евы. Я уважаю решение отцов церкви, принятое на соборе почти тысячу лет назад, где они сравняли души мужчин и женщин. Но согласитесь, душа мужчины все-таки несоизмеримо выше и более угодна Создателю!
- Но бывают же знаменитые своим духовным подвигом женщины! Например, святая Фелиция?
- Единицы, исключения из правил, поэтому их и канонизировали!
Епископ лишь снисходительно покачал головой.
- Я накладываю на вас епитимью - сто раз "Аве Мария", чтобы научились уважать женщин! - укоризненно приказал он,- хотя бы в лице вашей очаровательной супруги!
Но и дон Мигель состоял отнюдь не из камня, поэтому не мог себе отказать в ухаживаниях за юной супругой. Оставшиеся остановки до Страсбурга Стефка теперь проводила в состоянии сладостной лихорадки. Каждый вечер они с доном Мигелем ненадолго уединялись невдалеке от лагеря и упоенно и самозабвенно целовались.
Ах, эти летние ночи в горах Баварии! Когда на небосводе зажигаются первые, такие далекие и тусклые звезды, что их блеск едва заметен. Но вот стремительно наступает темнота, и на все более сгущающемся мраке неба они начинают сиять так неистово и близко, что, кажется, до них можно дотянуться рукой. Точно так же загоралась и страсть к греховным наслаждениям в сердце растревоженной девушки. Поначалу поцелуи и ласки приводили её в смущенный трепет, заставляя стыдиться саму себя, но время шло, и от свидания к свиданию ласки мужа принимали все более и более откровенный характер, иногда доводя её до сладостного мучительного озноба.
Сон и покой окончательно покинули графиню - она не находила себе места, мечась среди скомканных простыней походной кровати.
Облик Стефании изменился, и она с ужасом по утрам видела в зеркале беспокойные тени под глазами, осунувшееся лицо. Ей было невероятно стыдно, и девушка в смятении прятала ото всех глаза, чтобы никто не заметил их беспокойного выражения. И часто, покорно следуя под палящим солнцем по пыльной дороге, она видела перед собой не торопящихся навстречу людей, и не живописные пейзажи, а напряженное лицо супруга, его губы, шепчущие ей по-испански слова страсти, замирала от болезненной истомы, а потом резко вздрагивала, и удивленно оглядывалась на окружающих. Словно ночная охотница сова теперь торопила девушка неинтересный день, её перестали развлекать разговоры с Гачеком, и вообще стало не интересно все происходящее вне ночного мрака наедине с мужем.
"Бабка Анелька права",- часто в отчаянии думала она,- "я великая грешница!"
А жизнь между тем текла своей чередой. Вели нескончаемые беседы викарии, епископ и граф, переговаривались о чем-то своем даже обычно молчаливые испанцы. Устав очевидно от её невнимания, куда-то все чаще и чаще стал пропадать вагант. И однажды сквозь её туманные грезы вдруг прорезался резкий звук женского смеха.