Пустоцвет

- Вы че, о**ели? - вот именно такими словами меня встретили сослуживцы (хотя, конечно, выступая за моей спиной). - Какая баба? Какая, на ***, учительница?! Вы о чем?! Она хоть раз пистолет в руки брала?! Или че, если че, указкой затыкает до смерти?.. О**еть. - Продолжил все тот же Сергей Науменко, майор милиции, немного помолчав: - Не, ребята... я в эти ваши... сексуальные игры не играю. Е**тесь, как хотите, но без меня.

- Это приказ, - послышался грозный голос начальника отделения, подполковника Курасова Юрия Александровича.

***

А затем и вовсе мне повезло невзначай (вряд ли нарочно) подслушать странный разговор всё того же подполковника всё с тем же (причем, единственным столь недовольным - остальные же пока только слюни на меня пускали) "Сереженькой":

- Короче, - отозвался Курасов. - Твое дело простое: следи, чтоб не грохнули ее раньше времени. Во все дела допускай. Особенно... ну, - замялся, - сам понимаешь какие... Не щади. Ни капли - причем, - вдруг его голос стих до шепота, хотя все равно слышно, - это даже не моя просьба: а того самого... кто за нее и ходатайствовал, по чьей милости она сейчас здесь, у нас. Пусть побесится девка, попробует, хлебнет горькой - и попустит сразу. Сама уволится. Учительница, - хмыкнул. - Дожили... а дальше кто? Няньки? От горшка до табельного?

***

- И что… прям с самого  детства мечтала стать милиционером? – обступили меня ребята (не только из нашего подразделения, но и из других), изучая новую «игрушку».

Улыбаюсь:

- Почти. Сначала хотела пойти по военной стези, как отец, но тот мне сразу категорически заявил, что бы даже и не думала: не женская это профессия. Тогда родилась идея пойти в спорт. Но снова фиаско: мои частые простуды брали свое, и некуда было добавлять надрывную, фанатичную физическую деятельность. Но тяга-то есть тяга – вот и пошла в учительницы физической культуры. Работать стала – и поняла: не мое это. То ли дело вы, ваша служба: польза обществу, и сам реализовываешься как гражданин, как Человек.

- Ух! – вскрикнул в сердцах (не без ноток лжи) товарищ капитан, Сальников Виталий Дмитриевич, еще один мой «близкий» коллега. – Не женщина, а сказка!

- Ага! «Студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, … просто красавица!» - неожиданно выдал, с акцентом спародировал героя из «Кавказкой пленницы», Казанцев Роман (очередной слюнопускатель, но уже не из «наших»).

- Пошутил так пошутил, - пристыжено хохочу с него.

- А чё, не комсомолка? – очень даже реалистично возмутился тот, но буквально миг – и сам же громко рассмеялся.

- А ты с какой целью интересуешься? – пытаюсь не отставать и я.

Но внезапно распахнулась дверь - и влетел озлобленный (хотя, может, это и норма, ведь иным я пока его и не видела) Науменко:

- Мои – собирайтесь! И ты, - гаркнул на меня майор, сверкнув презрительным взглядом.

- Куда? – растеряно, шепотом кто-то из толпы.

- На выезд! Труп.

***

Едва я попыталась успеть за всеми, подавшись на выход, протиснуться в сторону лестницы, как тотчас перехватил меня мой «недо-начальник» и, силой ухватив за локоть, затащил в туалет. Глаза в глаза – так и сверлит взором до самого дона, отчего вмиг страх змеюкой пополз по моей спине, заставляя ежиться и дрожать от волнения.

- Вали отсюда!

- Что? – обмерла я от столь резкой и неожиданной прямоты (и даже приказ его уже не смущал).

- Чё ты здесь забыла?!

- А Вам какое дело?

- Ты о**ела?

- Что? – глаза мои округлились, а легкие забыли, как вбирать воздух. Заледенела.

- Рапорт в зубы – и к Курасову! Чтобы к вечеру – не видел! А иначе…

- А иначе что? – словно смертник, сама не знаю, как осмеливаюсь на дерзость.

Яростный напор, отчего резко, невольно прибилась я спиной к стене. Приблизился, да так, что дыхание его тотчас обожгло мне кожу, губы. Пронзительный взгляд в очи:

- А иначе…

Скрипнула дверь.

Оба дернулись мы в испуге, дрогнули – но с места никто не сдвинулся.

Послышалось ленивое, песней:

- Ли-зо-онька! Ну, ты где?.. Оп-па… - оторопел от удивления Виталик. – Быстро вы…

- ДВЕРИ ЗАКРЫЛ! – рявкнул неистово на него Науменко.

- Пардон, - поднял тот руки вверх и, фиглярствуя, развел их в стороны. – Детей только не делайте здесь: Курасов рыщет.

Разворот – и едва хотел уйти, как тотчас – присев, ловко выныриваю из захвата гада и бросаюсь за своим невольным спасителем: