Страница 7 из 224
И Анна, и сам Даниил не раз пытались утешить взбунтовавшуюся девушку. Но та их возненавидела. Вспомнив, что Вася рассказывал про корабль отца, который через пару дней должен был отправиться в плаванье, Дарья не раздумывая отправилась в порт. Девушка все же нашла там своего "суженного", и вместе с ним покинула станицу. Оставив родным лишь короткую записку: " Я отправляюсь за своим счастьем. Не ищите меня."
Прошло два года. Но боль и чувство вины, терзающие душу Даниила изо дня в день, были нескончаемы. Не помогали утешения Анны, друзей и даже ежедневные молитвы за судьбу Дарьи, и походы в церковь. Пока в один прекрасный день Даниил твердо не решил- уйти в монастырь. Но, вот ведь незадача! В станице, и ближайших к ней городах не было ни единого мужского монастыря! И Даниил решил основать свой.
Жили они с дочерью не бедно. Продав все свое имущество: пшеничное поле, доставшееся от деда, коней и большой дом мужчина выполнил то, что задумал. Анну же, от греха решил отправить в женский монастырь, к знакомой настоятельнице. Решив, что после того, что произошло с Дарьей так будет лучше для самой девушки. И разошлись дорожки. Единственное, что оставил себе Даниил, в память о былых временах- ярко-рыжего коня, своего верного друга. Которого ему подарила когда-то любимая жена.
Но привычный уклад жизни изменился внезапно. Пол года назад Даниил узнал о том, что настоятельница, матушка Ефросинья собирается отослать Анну из своего монастыря. И причиной тому стало неожиданное для всех известие о том, что девушка ждёт ребёнка. Пока срок был относительно небольшим, настоятельница решила отправить Анну к своей сестре- Епифание. Для того, чтобы никто не узнал о её положении. Епифания, живущая на окраине станицы, с радостью приютила Аню. Но на протяжении всей беременности девушку прятали от посторонних глаз. Даже когда Анна собиралась навещать отца, с ней обязательно были сопровождающие. Епифания или же Ефросинья. Выходя из дома, девушка обязательно закрывала голову и лицо платком, чтобы никто не видел её лица. Избегая тем самым людских пересудов.
Даниилу пришлось смириться с этим. Хотя в глубине души мужчина винил себя за то, что не доглядел. Младшая дочь, как оказалось, не была готова к жизни, полной запретов и смирения. И так же, как старшая, не смогла избежать такого чувства, как любовь. Которая была для неё запретной. То ли бунтарский характер проснулся в Анне, то ли сыграл роль тот мужчина, что вскружил ей голову, прочно поселившись в сердце девушки. Но она пошла наперекор всем правилам и устоям, тайком встречаясь с ним. А когда Даниил и матушка Ефросинья узнали об этом, было уже слишком поздно.
Пока послушники находились на службе, в часовне неподалеку, сам отец Даниил остался, сославшись на плохое самочувствие.
На душе от чего-то было тревожно. Снегопад, не сходивший уже второй день, никак не позволял мужчине поехать в станицу, чтобы навестить дочь. Анна уже была на сносях, и Ефросинья с сестрой подготавливали Даниила к рождению внука или внучки. По расчетам женщин до родов оставался ровно месяц. И чем больше проходило времени, тем сильнее становилась тревога Даниила.
Медленно поднявшись с кресла, мужчина неторопливо прошел вдоль комнаты к высокому, полукруглому окну, и поглядел на улицу. Пушистые снежинки медленно падали с серых, затянутых унылыми тучами небес. Припорошив замерзшую землю белым снегом. Снова тяжело вздохнув, Даниил отвернулся от окна и удрученно покачал головой.
Неожиданно вдалеке, за приоткрытой дверью послышался громкий звон колокольчика. Оповещающий о приходе гостей. Вздрогнув от неожиданности, мужчина удивленно вскинул белесые брови и быстрым шагом направился в парадный зал, чтобы открыть.
Пару минут спустя, когда настоятель отворил тяжелую, дубовую дверь и в помещение вихрем влетел морозный воздух, его удивлению не было предела. Настоятель впил свой ошарашенный взор в женщину, которая стояла на крыльце. С небольшим свертком в руках, обернутым в теплое, шерстяное одеяло. Она прижимала сверток к своей груди настолько бережно, словно бы там был ребенок.
- Матушка Ефросинья?-оторопев, изумился настоятель, сделав шаг в сторону и приглашая женщину войти. Та чуть склонила голову и на ходу, тихим и осипшим голосом ответила:
- Здравствуйте, отец Даниил.
Мужчина быстро закрыл за гостьей дверь. И когда она обернулась, обеспокоенно вопросил:
- Что же привело Вас ко мне, в столь холодную погоду?!
Женщина потупила взор и так же тихо ответила:
- У меня к вам разговор, отец Даниил. Мы можем с Вами поговорить где-нибудь так, чтобы нас никто не услышал?
Ее голос был грустным. Снежинки, покрывавшие ее темный, шерстяной платок и темное пальто уже растаяли. А на шерстяной ворсе одеяла поблескивали мелкие капельки воды, отражающиеся от сотен свечей, освещающих зал.
Настоятель шагнул к женщине, и осторожно коснувшись ее плеча участливо произнес, уводя ее к лестнице:
- Конечно, конечно! Пойдемте в мои покои.
Они поднялись по деревянной лестнице, с широкими ступеньками на второй этаж.
Влево и вправо от лестничной площадки тянулись длинные коридоры. Даниил свернул в коридор справа, а женщина поспешила за ним. Затем прошли по длинному коридору, ярко освещенному сотнями свечей в настенных канделябрах, мимо многочисленных комнат. Остановившись рядом с дверью своих покоев, отец Даниил снял с веревочного пояса рясы связку ключей. И наскоро найдя среди них нужный, вставил в замочную скважину. Открыв, мужчина жестом пригласил гостью со словами:
- Проходите, матушка Ефросинья.
Женщина несмело переступила порог и вошла. Даниил зашел следом, закрывая за собой дверь. Ефросинья бегло осмотрелась и ее потерянный взгляд зацепился за узкую кровать, стоявшую у стены и застеленную темным одеялом. Сделав шаг к кровати, женщина бережно уложила на нее сверток, и наскоро сняв с себя зимний плащ и шерстяной платок, уложила вещи на стул, стоявший у окна. Рядом с большим письменным столом, заставленным книгами. Быстро вернувшись к кровати, Ефросинья наклонилась к свертку и принялась осторожно его разворачивать, в пол голоса обратившись к стоящему неподалеку настоятелю: