Страница 14 из 79
Вот и в случае с Анной. Он ее потому завербовал, что ей надеяться не на кого... Она теперь сделает ему компромат на сынка.
А уж Асуров - не подкачает, высосет у папаши денег за то, чтоб тот не сидел в Женевской тюряге, а продолжал бы куролесить...
* * *
Анюте нравилось ехать по шоссе. Ей вообще всегда нравилась любая дорога.
Все хорошее впереди. Все плохое позади.
И ехать надо так быстро, чтобы и к ожидающему тебя хорошему скорее добраться, и вместе с тем так быстро, чтобы старое, оставленное позади плохое - не догнало б.
Анюта глядела, как серый аккуратно разлинованный на шесть полос асфальт международного фривея набегает, набегает со скоростью сто пятьдесят километров в час под капот их уютного немецкого экипажа. Она курила и представляла себя колобком.
Я от бабушки ушла, я от дедушки ушла, я от лиса Асурова ушла... Куда вот только теперь приду? Где тот хитрый ротик, что проглотит меня? Нельзя же вечно кататься по Европам, убегая ото всех?
Впрочем, пока все в ее жизни складывалось довольно-таки ловко. Анюта еще не переломилась в том состоянии взросления, когда ребенок безусловно верит в свою неуязвимость.
Как в электронных игрушках, где смерть бывает только понарошку. Убили - ерунда! Перезагрузился и играй снова!
Только если у детей это было ощущение вечной жизни, и эта вера в свою неуязвимость выражалась у них в неистребимой убежденности, что придет мама и спасет...
То у нее...
Да, она думала о матери. Она думала о матери, не могла не думать, но тут же и гнала эти мысли от себя.
Ее вера в собственную вечность основывалась на другом. Она полагала, что вывернется из любой ситуации. Она - Анютка - умнее всех на этой земле, и не родился еще тот серый волк - зубами щелк, что поймает ее и съест.
Так что катится еще колобок - катится по бельгийскому фривею, катится через три страны в четвертую, а впереди уж и Антверпен!
Рядом по левую руку сидел Жиль. Он был хороший. Он умел молчать.
И уже только за это Анюта симпатизировала ему.
С Жилем они познакомились в те три бешеных для нее дня, когда, заметая следы, она, словно зайчик, петляла по альпийским дорогам, сбивая со следа поднятых Асуровым швейцарских ищеек.
А кроме полицейских ищеек за нею гнался и сам старый гэбэшный волчара - Константин Сергеевич... Наверняка гнался, да так, что только слюна капала с высунутого языка.
Как же! Она ж его, словно мальчика, кинула-провела!
В Женеву он ее чуть ли не в браслетах привез, а теперь... Ну как же он думал ее - такую умную-разумную, такую красивую и счастливую - удержать?
Ему такое изначально было не дано!
Асуров даже и не лиса. Он глупый медведь, которого колобок обманул... Как в детской считал очке говорилось: "обманули дурака на четыре кулака!"
Дурак он - этот Асуров.
Но тем не менее лучше ему больше не попадаться.
И вот каждая минута набегающего теперь под серый капот серого асфальта наматывала как минимум два с половиной километра расстояния, и с каждой минутой Асуров и швейцарская полиция оставались все дальше и дальше позади.
А что впереди?
Они ведь ехали к родителям Жиля.
Ах, как это серьезно! Молодой человек еще и неделю не знаком с девушкой, а уже хочет познакомить ее со своими па и ма.
Три дня тому, когда Жиль предложил ей поехать с ним в Бельгию к его родителям, Анюта автоматически, подчиняясь какой-то внутренней идеомоторике, переспросила, де, а удобно ли это?
И тут же все поняла. Что вполне удобно, и более того - что так вообще надо!
Они остановились возле маленькой "оберж", выполненной в стиле освоения американцами Дикого Запада, где бармен, он же хозяин заведения, носил широкополый стетсон и где из джукбокса слабо слышались скрипочка и банджо...
Яичница "ранчо", бифштекс, кофе и абрикосовое желе... Все вкусно и обильно.
И Жиль, ловко орудуя приборами, аппетитно лопает свой бифштекс.
- А у моих тебя обязательно накормят уткой, - сказал Жиль, можешь уже внутренне к этому готовиться, утка у моих - коронный номер.
Нюта ничего не ответила. Она только слабо улыбнулась, десертной ложечкой ковыряя абрикосовое желе.
- А у твоих родаков, у них какое коронное? - спросил Жиль.
Нюта спокойно отправила в ротик очередную порцию абрикосового желе...
- У моих родаков коронное - селедка и водка, - сказала Нюта.
- Они что, в Исландии живут? - спросил Жиль.
- Не знаю, - склонив головку набок, отвечала Анюта, - а что? Твои родители не будут шокированы, узнав, что их сынок блестящий студент женевского университета - встречается с круглой сиротой?
Жиль посмотрел на девушку с изумлением.
- А ты говорила, что твои родители живут в Америке и что...
- Ладно, все, что говорила, все правда! - Анюта прервала своего визави, положив ладонь на его руку.
- А еще будет домашний бал, - Жиль вернулся к первоначальной теме, - у меня в нашем городке тьма родственников, и родаки непременно должны расхвастаться, что сынок получил свой БАК (диплом бакалавра, после которого для получения диплома магистра надо учиться еще два года).
- Тогда на балу тоже будет утка? Или целая стая уток? лукаво спросила Анюта.
- Обычно, по хорошей погоде, у нас в деревне устраивают барбекю с жареным теленком...
- Целым теленком? - Нюта изумленно подняла брови.
- Ты не представляешь, сколько будет гостей, одного теленка еще может и не хватить...
И снова серый разлинованный на ровные полосы асфальт набегает под капот.
Нюта курила и думала...
Хорошо, что Жиль такой молчун. Это как встарь в той средневековой Европе муж и жена где-нибудь на хуторе, они целыми днями, а может, и неделями не говорили друг-другу ни слова.
А о чем говорить?
Слова... Что слова? Сотрясенный ветер!
И Нюточка, благодарная Жилю за его молчание, вспоминала теперь боевые события прошлой недели. Упорядочивала их в своей очаровательной головке.
И что Асуров? Да ничего...
Серый асфальт набегал под капот. Жиль вежливо молчал. Они уже сказали друг другу все слова на десять лет вперед... Европейская парочка.
Из-за зеленого склона аккуратненького холма, на котором среди овечек должен был сидеть Маккартниев "fool on the hill", показались красные черепичные крыши очередного аккуратненького, как и все здесь, городка.