Страница 66 из 73
- В Мекку, что ли?
- Вот-вот. Там ему ангел предстал. Сказал, что все погибнут, одна Ашутка спасется через иноверца.
- Так я этот иноверец, Акимка! - закричал Фома. - Разве ты не понимаешь, что я этот иноверец!
- Какой же ты иноверец! - Акимка даже рассмеялся. - Ты же одной с ней веры. Как ты говорил? Ла иллаха... Мухаммадун... А потом еще одно предсказание есть. Иноверец этот должен был явить подобие Айшат, еще одну Айшат.
- И что же? Ты явил?
- Явил.
- Брешешь красиво!
- Что брехать! - обиделся Акимка. - Куклу я сделал, ты же знаешь, я люблю их мастерить деткам на забаву. Сделал точь-в-точь как Айшат. Вот еще одну и явил.
- Все, хватит! - крикнул Фома. - Сейчас и я явлю второго Акимку. Перерублю я тебя на две половины по-дружески!
С этими словами он выхватил из ножен полосу лунного света и пустил ее петлями вокруг себя. В таком смертельном коконе он и двинулся на Акимку. Тот же наоборот шел, держа шашку неподвижно, заложив вторую руку за пояс черкески.
Когда свист Фомкиной шашки заглушил трескотню кузнечиков, Акимка сделал быстрый шаг, и оба клинка - летающий и неподвижный - встретились. Не успели искры упасть в траву, как шашки лязгнули еще раз и разлетелись в стороны.
- Молодца, друже! - похвалил удивленный Фомка. - Сколько показывал тебе эту загогулину, ничего у тебя не выходило. А теперь - даже глазом не моргнул! Славный ты стал рубака, Акимка! Любо, казаки гребенские! Зарубить тебя потому еще славнее! Детям своим рассказывать буду, какого казака одолел.
Акимка смолчал, но шашка его ответила. Рванулась с места и вместе с лунным светом рубанула наискось. Фомка едва успел уклониться, даже отвечать не стал.
- Знал я, что в молчунах да задумчивых большая сила, - сказал он. - Не ошибался, стало быть. Вот тебе и мертвяк!
Хотел он вывести Акимку из равновесия, чувствовал, что с уверенным, расчетливым казаком ему совладать нелегко. Акимка и вправду закипел, крутанул шашкой, вывернул ее ухарски. Клинки на этот раз встретились почти над травой, разошлись в разные стороны, но когда уже опять собирались скреститься, будто бы сгустившийся лунный свет взметнулся между бойцами и тут же упал в траву, перерезанный в двух местах казачьими шашками.
Платок, брошенный Айшат между сражающимися бойцами, даже не был ими замечен. Здесь, на линии, не действовали горские обычаи, когда платок женщины мог остановить кровавую схватку.
Теперь бойцы не расходились, и в такой рубке кровь должна была пролиться неминуемо и уже сейчас. Стальные клинки уже сами искали себе дорогу, предчувствуя вот-вот встречу с человеческой плотью.
Вдруг страшный крик пронесся над пустошью. Это был дикий, бессловесный крик самки, от которого замерли звери в лесной чаще, ночные птицы оборвали свою перекличку, даже кузнечики замерли в траве. Остановились и бойцы. Шашки их разошлись, лунный свет на клинках погас. Теперь он вспыхнул на лезвии кинжала, который Айшат приставила к своей груди.
- Айда, Фомка! Айшат умирать, Фомка и Айшат - нет, никогда! Фомка уходить!
Голос ее дрожал. Лицо девушки было мертвенно бледным в лунном свете.
- Айшат умирать! - закричала она и подняла кинжал, сжимая его двумя руками.
Фомка сделал шаг назад, бросил шашку в ножны и поднял руку, предостерегая.
- Довольно! Я ухожу, - он повернулся к ним спиной.
Как и тогда, в лесу, в Акимкиной руке была обнаженная шашка, а перед ним Фомкина спина. Опять черная мысль пролетела вороном в его голове. От этого в злобе, а не от прерванной схватки, он плюнул в траву и швырнул шашку в ножны. Шашка зашипела, как змея, и умолкла.
- Будьте счастливы! - обернувшись, сказал Фомка. - Не поминайте меня лихом! А Фомки Ивашкова больше нет, так и скажите моей матушке. Ходит теперь по земле чеченец Халид. А Фомку-бедолагу не шашка зарубила, не ружье застрелило, а глаза черные сожгли и уголька не оставили. Так и скажите им... Да хранит вас Аллах, великий и всемогущий! Дукха дехийла шу! Живите долго!
Он, уже не оборачиваясь, пошел быстрыми шагами к лесу.
- Фомка! - крикнул Акимка.
Тот даже ухом не повел.
- Халид! - опять закричал казак.
Фомка обернулся.
- Я слушаю тебя, урус, - сказал он с акцентом.
Акимка догнал его и быстро заговорил.
- Казаки говорят, за тобой вослед Ахмаз поехал. Тот самый чеченец раненый, которого поручик выходил и на волю отпустил. Хочет он за кунака отомстить. Тебя он ищет, поэтому берегись... Халид.
- Все мы в милости Аллаха! Прощай!
Уже давно скрылась в темноте фигура друга, а Акимка все смотрел ему вслед, мысленно прощаясь с ним, вспоминая общие их детство и юность. Вот так и обрубается эта счастливая пора в казачьей жизни, словно ударом шашки. Что же теперь ждет их обоих... Легкое прикосновение вывело его из задумчивости. Девушка хотела что-то сказать ему.
- Айшат верить Иса, делать крест, - она показала, как она будет креститься, - читать Инджил. Айшат женить Акимка, рожать маленький казак. Айшат говорить "Да". Айшат говорить... Айшат говорить... Да-отец Айшат убит. Старый Иляс убит. Шамиль нукер убил да-отец Айшат. Ахмаз убил отец. Ахмаз убил да. Акимка айду убить Ахмаз. Айшат говорить Акимка "Да"...
- Я все понял, Айшат. Значит, тот самый нукер Шамиля, который застрелил на охоте твоего отца, был Ахмаз? Я все понял, Айшат. Я найду его. Я знаю, где его искать. Ахмаз идет по следам... Халида, а я пойду по его следам. Я найду его, и твой отец будет отомщен.
* * *
С Вадимом Оля познакомилась у Ирочки на дне рождения. Вадим был такой важный. В нарушение столичной студенческой моды не в джинсах, а в строгом английском костюме и крахмальной сорочке.
- Вадим, Коля и Миша с пятого курса МГИМО, - заговорщицки жарко шепнула Ирочка в Олькино ухо.
Вадим в одиночестве сидел в углу и, перебирая компакт-диски, изображал полную индифферентность ко всему происходящему.
"Вадим - ем один", - отчего-то вспомнилась Оле детсадовская дразнилка, но глаз на видного парня она положила и во время непродолжительного застолья делала глансы, как учили: "в угол - на нос - на предмет".
Когда Ирочка повлекла всех в смежную со столовой гостиную, Оля приблизилась к Вадиму. Он, подобно диск-жокею, казалось, был полностью поглощен Ирочкиной фонотекой.