Страница 22 из 116
Павел очнулся лежащим на старом пыльном ложе. Керосиновая лампа озаряла золотистым светом обстановку.
Рядом с ним - морщинистое лицо старого человека в шляпе. Заметив, что Павел подал признаки жизни, старик, оказавшийся горбатым карликом, подал ему воды.
Вода была настолько холодной, что сводила челюсти.
«Как будто из горного источника», - мелькнуло в голове у Павла.
Красноватые с поволокой глаза маленького человека внимательно глядели на него.
Павел осмотрелся. Лампа освещала старинную комнату со сводчатым потолком, бархатными портьерами на окнах, за которыми царила адская чернота. У окна спиной к Павлу стоял человек, еле удерживаясь за подоконник. Он, с трудом координируя движения, обернулся. Это был Николай Мищуков. Взявшись за виски, скуля, он стал медленно оседать на пол.
- Ужасная боль, просто адская боль - шептал он сухими губами.
- Знаю, знаю, всё знаю, - скрипучим писклявым голосом пробормотал маленький человек. – Это бывает. Сейчас станет немного легче.
Он дал попить Коле и тот без сил опустился на пол, блестели капельки на лбу.
- Что такое? – отреагировал Павел. – Чем вы его напоили?
- Тем же, чем и вас, - сказал карлик. - Пусть немного придёт в себя.
Он растворился в темноте с кувшином в руках.
Павел остался в сумрачной комнате, ощущая, несмотря на присутствие Коли, чувство томительного одиночества. Его тело внезапно надломилось без сил и вновь опустилось на ложе.
***
Когда он вновь очнулся, то уже чувствовал себя несколько лучше, легче. Он оглянулся. Коля сидел в старинном камышовом кресле, совершенно расслабленный, на коленях у него лежал наган.
Острые шаги заставили его наставить револьвер на входную дверь.
Морщинистый маленький человек в шляпе двигался вслед за свечой, которая, казалось, плыла самостоятельно в темноте.
- Знаю, знаю, всё знаю. Вам уже стало легче, - сказал он, как будто заранее знал их состояние. – Пойдёмте, вам необходимо перейти в общий зал. Вот здесь есть лохань с водой, можно умыться.
У Павла и Коли даже не было сил ответить ему. В голове не было никаких мыслей, всё смешалось, любое осознанное действие давалось с трудом.
Понурые, слабые, покорные как мыши, они побрели за маленьким человеком по узким коридорам, скрипя паркетом.
В огромной сумрачной комнате горело несколько крупных свечей. В камине, несмотря на летнюю пору, пылал весёлый огонь, и потрескивали дрова. Свет не мог охватить большой зал, но, тем не менее, на стенах, обитых чёрным деревом, угадывались старинные портреты, картины, литографии.
В центре зала стоял большой круглый стол и высокие кресла. Всё казалось пыльным и запущенным.
Рядом с креслом послышался тонкий звук.
Павел оглянулся. На него смотрела крысиная мордочка. Он попытался подхватиться, чтобы инстинктивно спугнуть тварь, но та уже пропала в сумрачном углу.
Они сидели и ждали неизвестно чего – бессильные, как будто лишённые воли.
Лёгкие шаги на ступенях лестницы заставили их поднять головы.
***
Сверху по лестнице, чуть наклонив голову вперёд, спускалась изящная женщина. Её тёмно-каштановые волосы, собранные в пучок, золотились при свете лампы, освещавшей также часть продолговатого лица с ямочкой на подбородке и строгое чёрное платье. Нежный изгиб завитков над ушами придавал её замкнутому лицу несколько добродушный вид. В руках у неё была большая керосиновая лампа с венецианским стеклом (как успел заметить Коля), озарявшая пространство мягким золотистым светом.
Она медленно приблизилась к столу и посмотрела на карлика.
- Знаю, знаю, я всё знаю, - проскрипел тот. – Я уже приготовил прохладное вино и изюм. Изволите подать?
- Подавай, - грудным чувственным голосом сказала женщина. И тут же повернулась лицом к Павлу и Коле.
Оба сразу подхватились, шатаясь на слабых ногах.
- Садитесь, прошу вас, - прошептал Павел.
- Присаживайтесь, – сказал одновременно и Коля.
«Панночка», - вспомнилось ему редкое слово, почерпнутое из книг. – «Очень красива».
Панночка слегка подняла брови.
- Я вас приветствую, господа. Присаживайтесь вы, в вашей любезности необходимости нет...
Все сели, заскрипев креслами. Павел и Коля не сводили с женщины глаз: чем-то она притягивала взоры, то ли своей какой-то хрупкостью и непривычной для нынешнего времени гордой осанкой и церемониальным воспитанием, то ли какой-то беззащитностью, которая предполагает ухаживание. Всё это угадывалось в даме сразу, с первого взгляда.
Внезапно она обвела их горящим взором.