Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 97 из 139

- Вот так-то лучше, - заметила она, положила обойму на полочку рядом с бутылкой и вновь шутя поднесла пистолет к виску.

Звякнул дверной звонок. От неожиданности палец на крючке дрогнул. Оглушительно хлопнул выстрел. На мгновение увидев в зеркале чье-то безмерно удивленное лицо,

Елена рухнула на пол. Гейм, сет и матч.

VIII

Павел взбежал по лестнице широким шагом, перемахивая через две ступеньки. Дыхания не хватало, сердце отчаянно колотилось в груди, его судорожные ритмы отдавались в ушах несказанными словами: "мать-отец? мать-отец? мать-отец?.." В хаосе мыслей, не оставлявшем его того момента, как он снял телефонную трубку, этот двойной вопрос всплывал неизменно, терзая неизвестностью. Такой вызов мог быть обусловлен только самой серьезной причиной. Так с кем же из них произошло это? Мать или отец? Несколько раз он ловил себя на позорной мысли: "Лучше бы мать...", но мгновенно пресекал ее. Опомнись, это же мать, не кто-нибудь. Господи, сделай так чтобы это был не кто-то из них. Только не отец... и не мать...

Задыхаясь, он остановился перед закрытой дверью квартиры, по краям которой стояли двое - один в милицейской форме, другой в штатском.

- Нельзя сюда! - сурово сказал милиционер, а штатский одновременно произнес участливым голосом:

- Вы Чернов? Павел Дмитриевич?

- Да...

- Проходите! - Штатский широко распахнул дверь. В прихожей толпился народ: милиция, соседи, видимо, понятые, люди в штатском. Павел рванулся на вспышку фотоаппарата, осветившую место в дальнем конце прихожей, в нескольких шагах от него. Люди расступались, и Павел оказался один на один с неестественно растянувшейся на полу фигурой. Ноги подогнуты. Удивленно смотрят в потолок огромные, застывшие глаза. Руки раскинуты в стороны, одна сжимает отцовский пистолет. Под головой темная лужица, а в виске - черная дыра с остановившейся, остывшей кровью. Елка. Вымолил! И тут на Павла обрушился шквал звуков, нестройных, нескоординированных , перекрывавшийся нечеловеческими воплями из спальни, в которых он с трудом узнал голос матери и выхватил слова: "Леночка... о-о-о!.. Леночка, родная... о-о-о!" Кто-то тихонько тронул его за плечо.

- Павел Дмитриевич?

Павел обернулся. Перед ним стоял невысокий крепкий мужчина в штатском, лет сорока на вид.

- Старший следователь прокуратуры Чернов Валерий Михайлович, представился мужчина. - Ваш однофамилец. Пойдемте в комнату. Несколько вопросов, если позволите...

- Как... как это произошло? - спросил Павел.

- Пойдемте, - повторил следователь.

- Я хочу видеть отца, - сказал Павел. - Пожалуйста, - кивнул следователь. - Он у себя в кабинете. Лучше бы его не тревожить сейчас, но вам можно... Потом выходите сюда. Я жду вас.

Павел вошел в гостиную, где за столом сидело несколько мужчин с бумагами, чемоданами, двое из них были в белых халатах. Он прошел мимо и открыл дверь в кабинет.

Отец, прямой как палка, сидел за столом и застывшими, почти как у Елки, глазами смотрел в никуда. Ящики стола были открыты, на полу валялись бумаги, папки, но крышка стола была чистой. На ней прямо перед Дмитрием Дорми-донтовичем лежала одна-единственная бумажка. Павел заглянул через плечо отца и прочел написанные четким отцовским почерком слова:

"В Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза. В Ленинградский областной комитет КПСС. От Чернова Дмитрия Дормидонтовича. Заявление. В связи с преступной халатностью, проявленной мной при хранении личного оружия, прошу освободить меня от обязанностей второго секретаря Ленинградского областного комитета КПСС. 7 ноября 1979 года. Чернов".

- Отец! - позвал Павел.

Тот не шелохнулся. Павел приблизился еще на полшага, положил руку на неподвижное плечо отца, постоял так. Отец поднял руку, положил ладонь на руку сына и слегка сдавил ее пальцами.

- Спасибо... - чуть слышно прошептал он. - Теперь иди.

Павел молча, на цыпочках вышел и вернулся в гостиную, где ждал его однофамилец-следователь. Они прошли в комнату, которая когда-то была его, Павла, комнатой, потом Елкиной, потом была частично переоборудована Лидией Тарасовной под свой уголок.





- Здесь нам никто не помешает,- сказал следователь, уселся за резной чайный столик и жестом пригласил Павла присесть напротив.

- Как это произошло? - повторил свой вопрос Павел.

- Откровенно говоря, это еще предстоит выяснить, - ответил следователь. Есть некоторые странности... На данный момент у меня есть две версии происшедшего. Скорее всего, смерть вашей сестры наступила в результате неосторожного обращения с оружием. Она пришла сюда, открыв дверь собственным ключом, выпила бутылку кагора и примерно две трети бутылки ликера или как его там... в общем, "Дюбонне". Залезла в ящик стола Дмитрия Дормидонтовича, нашла там пистолет, стала баловаться с ним перед зеркалом и...

- Чушь какая-то, - сказал Павел. - Это так не похоже на Елку... на Елену.

- В том-то и дело, - согласился следователь. - Пока мне удалось опросить только соседей, свекровь потерпевшей - впрочем, от нее было мало толку - и некоторых прибывших на место происшествия... скажем так, коллег вашего отца, и на основании их показаний у меня тоже сложилось несколько иное представление о личности потерпевшей. Скажите, Павел Дмитриевич, летом одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года с ее стороны имела место попытка самоубийства?

- Да, - прошептал Павел.

- Причина?

- Личная. - Павел сжал губы.

- Понятно. А скажите, пожалуйста, она знала, что у Дмитрия Дормидонтовича есть именное оружие?

- Наверное. Не знаю. Мы эти вопросы не обсуждали. Я знал.

- Давно знали?

- Пожалуй, с детства.

- И?..

- Простите?

- Не возникало желания... ну там, пострелять по банкам или перед сверстниками похвастаться?

- Нет. Вещи отца были для нас неприкосновенны. И потом, сколько себя помню, я никогда не любил оружия.

- Но пользоваться приходилось?

- Да. В экспедициях.

- Итак, насколько я понимаю, вам неизвестно, знала ли потерпевшая о наличии в доме оружия?

- Неизвестно.

- Так... А скажите, какие отношения были у Елены Дмитриевны с ее мужем, Вороновым Виктором Петровичем?