Страница 94 из 139
А в остальном - покорность и смирение, преданность во взоре и безмолвное признание его первенства во всем. Елена, успевшая хорошо изучить Воронова, в общении с ним не уставала подчеркивать именно те черты, которые он сам усиленно в себе культивировал и которые, по его мнению, выделяли его из человечьего стада. Деловитость, аккуратность, хороший вкус, целеустремленность, светскую искушенность.
- Ты ж у меня не простой совковый инженер, - мурлыкала она, бывало, сидя у него на коленях и прижавшись щекой к его щеке. - Ты, Витенька, выездной, в, "боингах" летавший, виски хлебавший, белый свет повидавший...
Он лишь разнеженно кивал в ответ. Его самомнение, и без того немаленькое, раздувалось до размеров вовсе непотребных. Елена подчас искренне недоумевала: как можно воспринимать всерьез эту ходячую карикатуру. Сама, впрочем, от смеха воздерживалась, на людях была с ним почтительна, наедине - тем более. С умным видом выслушивала его поучения и наставления на предмет заграничной жизни. Кое-что мотала на ус.
Освоилась немного, подготовилась и перешла в наступление. Начиналось с мелочей - невинного замечания в присутствии французов, "случайно" пролитого ему на рукав красного соуса в самом начале ответственного приема в мэрии... А как эффектно его "забыли" во время экскурсии в Клермон-Ферран? Каждая такая мелочь откусывала чуть-чуть от его выдержки, самообладания, уверенности в себе, гасила чувство превосходства над женой. Он начинал ворчать, она реагировала тщательно дозированными извинениями, в которых постепенно все большую долю занимал легкий шантаж - собственной болезнью, служебным положением отца, обязательствами, взятыми на себя Вороновым при заключении брака, необходимостью хорошо держать себя как перед французами, так и перед соотечественниками, положительными и отрицательными перспективами в карьере. В постели она больше не царапалась и не кусалась, а лишь пассивно уступала его домогательствам, выполняя обязанности супруги. Несмотря на уменьшение бытового травматизма, эти перемены едва ли доставляли Воронову большую радость. Вскоре она вовсе перестала допускать его до себя...
Параллельно велась осада Жан-Поля, и когда она стала приносить первые плоды в виде приглашений в ресторан и на загородную виллу, из общения Елены с мужем начисто исчезли всякого рода объяснения и оправдания с ее стороны, остался один шантаж. Оправдываться и объясняться приходилось уже ему, тем более что оснований для претензий с каждым днем прибывало. Воронов стремительно терял лицо, и Елена с гордостью осознавала, что происходит это исключительно ее стараниями. Она сумела настолько вознести его в его же глазах, что падение совершилось быстро и необратимо.
Важной вехой на этом славном пути стал инициированный ею и организованный Жан-Полем переезд супругов Воронофф в особнячок для важных персон. Все, что грезилось перед женитьбой Воронову, обретало жизнь: вот и особняк, и красавица-жена, хорошеющая день ото дня, постепенно превращающаяся в истинную француженку, и "мерседес" с шофером. И лишь одного звена не хватало в этой воплощенной мечте, обернувшейся для него адской подменой, - не хватало его самого, того Воронова, который был способен мечтать и строить жизнь сообразно мечте. Он исчез, убитый, раздавленный собственной грезой, а тот, что пришел на его место, оказался ему неадекватен, а потому и выпал из картинки, точнее, остался в ней грязным пятнышком где-то там, на заднем плане... Что ж, Виктор-победитель, за что боролся, на то и напоролся. В этой жизни побеждает сильнейший. Так выпьем же за того, кто оказался... оказалась сильнее...
- Стоп! - сказала Елена своей зазеркальной двойнице. - За нас с тобой мы уже пили. У меня другой тост. Подожди.
Она побежала в гостиную, до краев наполнила бокал, немножко наплескав на стол. Ничего, потом сотрем. Вынеся вино в прихожую, она во второй раз чокнулась с зеркалом.
- Да преобразится это вино в кровь твою, сволочь! - провозгласила она и, закинув голову, залпом осушила бокал. - Это я не тебе, радость моя, а Воронову, суке.
На этот раз она не стала наливать в гостиной, а вынесла полупустую бутылку в прихожую и поставила на полочку у зеркала.
Что, Виктор Петрович, сладко? Чья взяла, а?
Гейм и сет. Два-ноль в мою пользу.
Она налила бокал, криво улыбнулась в зеркало и залпом выпила. Темно-красная струйка стекла по подбородку и пролилась на бежевую курку-пиджак от Кардена. Елена матерно выругалась, скинула куртку на пол, потом подняла, отнесла в ванную, подставила было под струю воды, но сообразила, что такие пятна надо вроде бы выводить солью. Она пошла на кухню, положила куртку на стол, щедро посыпала солью из пачки. Пусть пока отлеживается. А мы тем временем перекурим и соберемся с мыслями. Не нажираться же сюда пришли, а думать.
А думать-то вот о чем. Этот слизняк, ее творение, в последние три месяца совсем уже скурвился - вдарился в запои, перестал мыться, сделался слезливым и непредсказуемым. Один раз явился на фирму пьяным и растерзанным, хотя она утром строго-настрого приказала ему сидеть дома и уехала без него. Добрался, гад, на попутке и метро, на глазах у всех ввалился к Жан-Полю в кабинет, стал высказываться. Хорошо, что спьяну забыл и тот хилый английский, которым владел (а из французского и выучил-то разве что "мерси", "комбьен" и "анкор юн водка"), и ругался исключительно по-русски, так что Жан-Полю пришлось пригласить ее и в переводчицы тоже. При ее появлении Воронов сник, стал просить прощения, и им вдвоем не составило труда вывести его на свежий воздух, затолкать в служебный "мерседес" и отправить подобру-поздорову домой. После этого скандала у руководства фирмы возникло очень серьезное намерение и вовсе отказаться от услуг столь "несбалансированного" специалиста из России, но по ходатайству того же Жан-Поля его оставили в покое до истечения срока контракта. Оставшиеся полтора месяца Воронов просидел в той самой гостинице, в которой началось их пребывание во Франции, выходя только в бакалейную лавочку, где можно было по дешевке купить кулинарного спирта, а заодно уж и булки. Правда, однажды он испортил-таки ей вечер. Они с Жан-Полем как раз принимали другого вице-президента фирмы, мсье Батистона с супругой, и где-то между аперитивами и зеленым салатом явился Воронов, устрашив своим клошарским видом впечатлительную мадам Батистон, и стал требовать денег. Елена выставила мужа в холл и заперла в чулан, где он гремел ведрами, угрожая донести в вышестоящие инстанции о ее аморальном поведении, пока не приехало такси, вызванное по ее просьбе Жан-Полем. Деньги за проезд до гостиницы она выдала шоферу, прибавив приличный пурбуар за хлопоты.