Страница 69 из 127
- Эй, прапор, ты чего по гражданке вырядился? - услышал он хриплый голос.
Павел удивленно огляделся - в зале не было никого, кроме него и сидящего у входа офицера.
- Тебе, тебе Говорю, - сказал офицер, поймав его взгляд. Павел, держа в руках поднос, подошел поближе. - Обознался, блин! Оченно ты на нашего Петрова похож... Ну, чего глаза разул?
- Капитан Серега? - не веря своим глазам, выдохнул Павел.
Связь с этим человеком, спасшим Павлу жизнь, прервалась шесть лет назад. После того памятного лета они обменялись парой писем, в отпуск Серега так в Питер и не приехал, хотя обещал, и память о нем постепенно стерлась. Теперь же Павел узнал его мгновенно, но чем больше смотрел, тем меньше сходства с бравым усачом-капитаном находил в этом обрюзгшем, краснорожем, мутноглазом хрипуне.
- Какой капитан, подполковник, мать твою!.. Стой! Поближе подойди! Чернов, что ли? Ну прям картина Репина "Не ждали". Это надо спрыснуть. Тинка, еще стакан сюда!
- Я, Серега, не буду. Мне лететь через час.
- Что значит не буду? Пей, кому говорю! Серега плеснул зубровки в поспешно принесенный буфетчицей стакан, поднял свой и залпом осушил. Павел чуть пригубил мерзкой теплой жидкости и поставил стакан на стол. Серега подозрительно посмотрел на него красными глазами.
- Лететь, говоришь? Уж не с Мандрыкой ли в Хорог намылился?
- Именно так, - подтвердил Павел, в душе радуясь тому, что Серега не настаивает, чтобы он допил зубровку.
- Стоп, стоп, стоп, - вдруг залепетал Серега. - Ну да, конечно, как это я сразу не допер? С лета камушки те самые по цепочке к духам пошли, а тут сразу и ты объявился. Естественно, кто же кроме тебя знает, где их брать?..
- Эй, по какой цепочке, к каким духам, ты чего несешь?... - начал Павел, но Серега не дал ему продолжить:
- Хорош прикидываться! - рявкнул он, стукнув кулаком по столу. Бутылка на столе подпрыгнула и стала падать. Серега молниеносным движением на лету подхватил ее, поднес ко рту, и засандалил прямо из горла. Павел смотрел на него, ничего не понимая. Серега подпер щеку рукой и уставился на Павла. Глаза его слезились. - Ты мне лучше вот что скажи, друг ситный, - умильно протянул он с характерной для пьяных людей быстрой сменой настроения. - Тебе-то чего в жизни недостает? Квартира в Питере, папаша в шишках, наверно, и дачка с машиной не из последних. Все есть, а все вам мало...
- Товарищ подполковник, штаб округа вызывает, - послышался четкий незнакомый голос. Павел посмотрел наверх и встретился глазами с ладным высоким прапорщиком. Взгляд прапорщика был колюч и холоден.
- А, Петров, ты, братец... - начал Серега.
- Разрешите, товарищ подполковник, - отчеканил прапорщик, без особых церемоний взял Серегу за локоть и рванул вверх. Подполковник нетвердо встал, и Петров поволок его из столовой.
- Это... вы куда его? - спросил Павел вслед.
- Простите, товарищ геолог, подполковнику немного освежиться надо, - не оборачиваясь, отчеканил прапорщик и исчез вместе с Серегой за дверями.
Павел вернулся было к своему столику, но после Серегиных непонятных и тревожных слов аппетит пропал совершенно. Он услышал какой-то шум в сенцах, громкий хлопок входной двери, встал и вышел из зала. За дверью, держась за щеку, стоял Серега. Выражения его лица"в полутьме было не разглядеть. Павел решительно взял его за плечи.
- Что ты там плел - про духов, про камешки?
- Прости, братан, - сипло сказал Серега. - Сболтнул спьяну. Обознался я. Перепутал. Ничего не знаю.
- Кто этот прапорщик? Что тебе известно? Говори!
- Ничего мне не известно! - Подполковник зло стряхнул с плеч руки Павла и вышел.
Павел рванулся было за ним, но на крыльце его перехватил Мандрыка.
- Все, Митрич, борт подан, полетели.
- Этот что тут делает? - спросил Павел, показывая в спину поспешно удаляющегося Сереги.
- Никашин-то, погранец? Водку пьянствует после трудовой недели. Тот еще капельмейстер. Ты его знаешь?
- Встречались, - неопределенно сказал Павел и вслед за Мандрыкой направился к летному полю.
II
- ...Сначала Таня своим профессиональным глазом подметила фальшь в их игре, потом был этот странный, неприятный разговор с пьяным воякой. А дальше все покатилось, как снежный ком. Я еле дождался окончания поля и сразу, не заезжая домой, отправился в институт и потребовал показать мне материалы с обнажений в хрусталеносной зоне, я еще летом переправил их в институт. Видимо, лаборант был не из их компании - тут же открыл хранилище и запустил меня. Я пересмотрел все образцы, сверил с записями и обнаружил несоответствие. Исчезли пять самых крупных минералов и несколько образцов мрамора со значительными включениями. Я подумал, уж не те ли это камешки, которые, по словам Сереги, ушли к духам, иначе говоря, контрабандой в Афганистан. Рассказал о пропаже Лимонтьеву, которому тогда еще верил, убедил его, что никакой ошибки с моей стороны быть не может. Он страшно возмутился, при мне вызвал и допросил всех, кто мог соприкасаться с коллекцией в поле или в институте и кого удалось быстро разыскать. Никто, естественно, ничего не знал.
Правда, Кошкин, институтский слесарь, - он в моей экспедиции рабочим был сказал, будто видел, как аспирант Жаппар на последней стоянке разговаривал с неизвестным военным и что-то ему передал. Правда, это было уже после отправки первой партии в Москву. А перевозил ее Жаппар, так что на него падает главное подозрение, а слова Кошкина это подозрение подтверждают. Но как раз Жаппара-то и не могли найти. В Москву со всеми он не полетел, сказал, что отправится прямо домой, в Алма-Ату. Позвонили его родителям. Но они сказали, что Жаппар там не появлялся, но звонил. Сказал, что застрял в Москве... Короче, мне ничего не оставалось, как опечатать оставшуюся коллекцию и отправиться в Ленинград. В институт я вернулся спустя три недели - и тут же, в вестибюле, наткнулся на свежий некролог. В горах Тянь-Шаня при восхождении на ледник Щуровского погиб аспирант Жаппар Бейшимбаев...
Рафалович присвистнул.
Разговор они вели в гостиной Черновых. Бледный, осунувшийся и небритый Павел с черными кругами под глазами расхаживал по комнате, безостановочно курил, иногда заходясь кашлем. Сперва речь его была сбивчивой, дерганой, но теперь, когда он немного успокоился, текла размеренно и складно. Леонид, сильно раздобревший за последние два года, сидел возле стола и время от времени прихлебывал остывший кофе из кружки.