Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 127

Ладе это скоро прискучило, и она отправилась помогать Марине. Возвратившись с чашками и заварным чайником, она увидела, что на мольберте стоит принесенная картина - серые угловатые, апельсины на буром фоне, а вся троица сгрудилась возле нее, оживленно жестикулируя и обмениваясь непонятными фразами:

- Но экспертиза самого Панова...

- Из Щукинской коллекции, что ли? Так ведь в каталоге двадцать девятого года...

- Панов или не Панов, а за Сезанна я это не взял бы.

- Побойтесь Бога, Родион Кириллович! Аутентичность несомненна. Готов за двух Ге и три листа...

Лада возвратилась на кухню, встала у окна, закурила, выпуская дым в раскрытую форточку.

- Ну что они там?

- Торгуются. Толстый за фрукты плесневелые хочет три листа и Ге. Ну, Ге я еще понимаю - сам тоже ге порядочное втюхивает. Но три листа?.. Тридцать тысяч, что ли?

- Может быть, - на всякий случай отозвалась Марина, не вполне поняв Ладины слова. - Или графики три листа.

- М-да. - Лада замолчала, крепко затянулась и выбросила окурок в форточку. - Надолго это?

- По-разному бывает.

- Я пойду, пожалуй. Тоска тут. Посуду за этими, - она показала в направлении гостиной, - без меня приберешь.

- Останься, а? Ну, я прошу тебя! Если хочешь, прямо отсюда в ресторан закатимся. А? Я угощаю - вчера получку дали.

- Да ну на фиг. Лучше в кулинарии пару табака возьмем. А водочка найдется...

- И как тебе? - Марина выжидательно смотрела на подругу. От водки глаза ее замаслились, щеки пылали. Да, пожалуй, с двух-то рюмашек оно вроде и не должно бы так.

- Это ты насчет похода к Родиону твоему? Ничего, халтурку вот легкую срубила себе.

- Что? Какую еще халтурку?

- Уколы ставить звал. - Марина вздрогнула, и это тоже не ускользнуло от внимания Лады. - По полтора рубля обещал. Это ж в месяц сорок пять выходит. И от работы моей два шага. Я согласилась.

Марина налила по третьей. Рука ее дрожала, и несколько капель пролилось на клеенку.





- Уколы... - с запинкой произнесла она и решительно поднесла рюмку ко рту. Продышавшись, с остервенением спросила: - И не противно тебе будет сморчка поганого обслуживать?

- Ты ж обслуживаешь... Хотя у тебя интерес, конечно... - Марина дернула горлом. Лада выдержала паузу и продолжила: - А мне он таким уж поганым не показался. Дедок как дедок. С прибабахом, конечно, ну да все такими будем, коли раньше не помрем.

- Дедок как дедок, говоришь?! - взвизгнула Марина. - Да это ж гад, изверг, хуже Гитлера! Еще до войны в НКВД конфискованным имуществом занимался. В блокаду - не знаю, мародерствовал, наверное, квартиры выморочные грабил, казенным мандатом прикрываясь, или еще что, только именно в те годы и начал живопись собирать. И после войны по дешевке скупал добро - трофейное или у бедствующих, голодных. А то и вовсе даром получал. Возьмет якобы на комиссию, а продавца или арестуют очень вовремя, или бандиты зарежут. - Голос ее понемногу крепчал. Несло, как с горы на санках. - Что-то продавал с выгодой, клиентуру постоянную завел из военных, ученых, артистов - тогда тоже состоятельные люди были. А что приглянется - себе оставлял. Собиратель! Жена его первая в бомбежку погибла, так он на искусствоведше из Русского музея женился, та его уму-разуму учила.

- Тетка твоя, что ли?

- Нет, тетя потом была. А искусствоведша та лет через пять после свадьбы погибла. Очень как-то странно погибла - под машину попала на пустом проспекте, в три часа ночи. Много знала, наверное...

- Это все он тебе рассказал? - с нехорошей улыбкой спросила Лада.

- Нет, конечно. Тетя в больнице, перед самой смертью. Она ведь знаешь, отчего умерла? Рыбой отравилась. Три дня в судорогах билась без сознания, только в последний денек ненадолго в себя пришла, а тут как раз я у койки дежурила... Так вот, она точно знала, что это муж ее со свету сжил. Не ладили они в последние годы, она как-то пригрозила, что сообщит обо всех его подвигах куда надо. Ну, он тогда ее задобрил подарком дорогим, а через неделю - приступ, "скорая"... После похорон он меня первое время и знать не хотел, а как здоровье сдавать начало, вызвонил, чтобы я, значит, его обихаживала. И намекнул наследников, мол, кроме тебя не имеется, но коли недоволен твоей службой буду, государству все отпишу. Тем до сих пор и помыкает, сволочь. Сначала раз или два в неделю заходила, а теперь вот каждый день приходится. Пашешь на него, а сама думаешь - сдох бы ты поскорее!

- Давно? - спросила Лада, подливая Марине водочки.

- Что давно?

- Давно мысли такие одолевают?

- Да уж восемь лет как, с самой теткиной смерти. Я его и раньше-то не любила. Ни разу ничем не пособил, даже словом добрым, а ведь как бедствовала иногда - хоть в петлю лезь. А я ж его родная племянница, не тети Риммина. Остальная родня наша в Пермской области в колхозе век доживает. Только он в люди выбился да я вот. - Она горько усмехнулась. - Супружника питерского студенточкой по пьяному делу подцепила, врачишку, блядуна хренова, через то сама ленинградкой стала... - Марина хлебнула водки, закусывать не стала, а вместо этого попросила: - Дай-ка закурить.

Затянулась неумело, раскашлялась, водички попила и с новой силой продолжила:

- Знаешь, а я ведь давно уже все продумала. Ему стимуляторы сердечные прописаны. Таблетки, а раз в сутки - укол. Кокарбоксилаза и ноль-один процентный атропин... Но если резко дозу увеличить или концентрацию, сердечко-то и зайдется, лопнет. И все, никаких следов.

- Нет человека - нет проблемы, - задумчиво произнесла Лада. - Ну, и зачем дело стало, раз никаких следов?

- Да я уж сколько раз собиралась! Неделями не спала, все переживала, представляла себе, как я его... Ампулу нужную раздобыла, раз даже в шприц закачала. Но не могу... понимаешь, не могу своей рукой, вот так вот, хладнокровно. Сколько себя не заставляла - не могу, и все!

Она резко повела рукой и смахнула со стола тарелку с остатками сыра. Упав на мягкий линолеум, тарелка не разбилась. Поднимать ее никто не стал.

- Одним я теперь желанием живу, и грежу им, и брежу... Вот если бы только кто-нибудь... Я бы все отдала...

Она замолчала и, закрыв лицо руками, расплакалась. Лада не шелохнулась. Отрыдавшись, Марина подняла голову и робко, выжидательно посмотрела на подругу. Та молчала. Пауза была мучительной. И когда Марина почувствовала, что сейчас сойдет с ума, Лада тихо, отчетливо выговаривая каждый слог, произнесла: