Страница 47 из 127
- Тогда почему же переводчик-архивариус? - спросил Шеров.
- Это больной вопрос, - со вздохом ответил Павел. - Оказалось, что мои разработки слишком опередили время.
- Вот как? - Шеров, чуть склонив голову, внимательно посмотрел на Павла. Но это было несколько лет назад. Возможно, теперь ситуация изменилась. Павел Дмитриевич, а вы не хотели бы вернуться к той своей работе?
- Да разве это возможно? - Павел махнул рукой.
- Ничего невозможного нет. Было бы желание. У вас оно есть.
- Конечно.
- Что ж, попробую что-нибудь предпринять. Мы еще вернемся к этому разговору. Договорились?
Круглые глаза смотрели ободряюще. Павел кивнул.
- Вот и прекрасно... Кстати, у вас уже емкость пустая. Непорядок.
Шеров взял со стола стакан Павла, не спрашивая его согласия, удалился в комнату и занялся приготовлением второй порции. Павел смотрел на яркую клумбу за окном и слушал гулкие удары собственного сердца... Ну и ну! А вдруг и в самом деле получится, вдруг это курортное знакомство заново откроет путь, казалось бы, утраченный навек?.. Этот Шеров. Принадлежащий к одному кругу с нобелевским лауреатом...
- По второй - и на море? Как вы смотрите, Павел Дмитриевич?
Павел поднял голову. Улыбающийся Шеров протягивал ему второй стакан с "отверточкой".
- Вадим Ахметович, позвольте встречный вопрос, - принимая стакан, сказал Павел. - Ваше имя я мог где-нибудь слышать?
Шеров пожал плечами.
- Едва ли. Я ведь тоже, в своем роде, личность малоприметная. Не писатель и даже не "мудопис".
- Не, простите, кто?
Шеров звонко и заразительно расхохотался.
- Как, вы не знакомы с этой классификацией? Видите ли, все отдыхающие в домах творчества Литфонда делятся на несколько разрядов. Помимо собственно писателей, точнее говоря, членов Союза, есть жописы - это жены писателей, сыписы и дописы - это соответственно сыновья и дочери писателей, и, наконец, мудописы - это расшифровывается как "муж дочери писателя".
Павел, прежде не слыхавший этой хохмы, смеялся до одышки.
- А тот толстый дядя в "адидасе" - он вроде староват для мудописа, а на писателя не тянет. Он кто? - отсмеявшись, спросил Павел.
- Ну а как по-вашему? По первому-то впечатлению?
- Либо крупный милицейский чин, либо какой-нибудь министерский хозяйственник с большим блатом, - сказал Павел.
Шеров усмехнулся.
- Второе - это как раз про меня. Столичный чиновник-хозяйственник, занимающий этот двухместный номер исключительно по блату. Правда, я здесь ненадолго, вчера приехал, а уезжаю дня через три-четыре... А вот насчет моего партнера - тут вы того. Это же Алексей Львович Толстых, краса, так сказать, и гордость... Вы его эпопею "Братья Коромысловы" читали?
- Не читал, - искренне ответил Павел.
- Я тоже, - признался Шеров. - Но, с другой стороны, у нас всякий труд почетен.
Он подмигнул Павлу, допил коктейль и поднялся.
- Пойдем греть бока на вечернем солнышке? - предложил он.
Павел тоже встал.
- Спасибо за отверточки, - сказал он.
- Приходите еще, - откликнулся Шеров из комнаты. - Милости просим.
Они спустились и вышли из корпуса, не прерывая беседы.
- Как вам здесь? - спросил Шеров уже на аллее.
- Хорошо. Только скучновато немного. Карадаг закрыли. Поиграть вот сегодня в первый раз удалось, благодаря вам.
- Не мне, - поправил Шеров, - а товарищу Толстых. Впрочем, все поправимо, было бы желание. Хотите, запишемся на утро, с семи до восьми. Мешать нам не будут, других претендентов нет - писатели рано вставать не любят. Согласны?
- Согласен, - с радостью подтвердил Павел.
- А что Карадаг закрыт, так это тоже не для всех. Хотите, завтра после завтрака в бухточки смотаемся? Вы там бывали прежде?
- Да, студентом еще.
- А супруга ваша?
- Таня? Вроде нет.
- Вот и отлично. И ей, и девочке вашей интересно будет...
Суровый усатый отставник, дежуривший у калитки на закрытый для простой публики писательский пляж, пропусков у них не потребовал, а даже взял под козырек. На топчане у самого моря Павел заметил Таню, а Нюточка уже неслась к нему, и он еле успел наклониться, подхватить ее на руки и подбросить высоко в воздух.
- Мама! - заверещала Нюточка. - Папа пришел. Можно я еще раз искупаюсь?
- Потрясающе! - сказал Шеров. - Так вы и есть та самая Татьяна Ларина? Извините, что еще вчера не признал вас, но, поверьте, времени ходить в кино не остается, к тому же я теперь не так часто бываю на родине.
- А я в последнее время не снимаюсь, - тихо сказала Таня.
- Ну, что я могу сказать? - Шеров развел руками. - Только то, что режиссеры - дураки, но это вы и без меня знаете... Надо же, Татьяна Ларина! Мои друзья сейчас разыскивают вас в Ленинграде, в Москве, а вы - вот она. И как после этого не верить в судьбу?
Они лежали на пустынном берегу Сердоликовой бухты, неспешно потягивая прямо из горлышка чешское пиво, доставленное сюда Шеровым в специальной сумке-холодильнике. Павел и Нюточка, нацепив маски и трубки, ныряли на мелководье в чистейшей воде, охотясь на рапанов и куриных богов. Таня время от времени поглядывала в их сторону, но не тревожилась: ведь Нюточка не одна, а с отцом, стало быть, в надежных руках.
- И зачем они меня разыскивают? - спросила Таня.
- По моей просьбе.
- Вам-то я зачем, Вадим Ахметович?
- Хочу сделать вам интереснее предложение.
- Какое?
- Ну, какое предложение можно сделать актрисе? Роль, конечно.
- Но разве вы режиссер? Ведь сами вроде говорили, что не имеете к кино отношения.
- Считайте меня полномочным представителем режиссера.
- Так что же он сам?.. Впрочем, все пустое. - Таня обреченно махнула рукой. - Я свыклась с мыслью, что больше никогда не буду сниматься.
- Почему? - чуть нахмурившись, спросил Шеров.
- Потому что никто не утвердит меня даже на самую пустячную роль. Вам известно, почему я перестала сниматься?
- В общих чертах... Послушайте, Татьяна... э-э-э...
- Можно просто Таня.
- Послушайте, Таня. Во-первых, про эту историю с Огневым уже давным-давно и думать забыли. Во-вторых, все информированные люди прекрасно знают, что вы в ней никаким боком, не виноваты. А в-третьих, на студии, где работает режиссер, попросивший меня разыскать вас, плевать хотели на все наши московские дрязги.