Страница 119 из 127
Таня, будто услышав его слова, хотя такого не могло быть, обожгла его взглядом, легко поднялась, накинула на плечи рюкзачок.
- Пойдем, Фаллос, надо засветло обернуться.
Он вскочил, словно ошпаренный. Черт, откуда... да это ж его школьная кликуха! В ее устах она прозвучала не обидно, а как-то многозначительно, с легким, хотелось бы надеяться, оттенком обещания.
Вскоре спустились в ложбинку, с трех сторон окруженную отвесными скалами.
- Пришли, - сказала Таня.
Рафалович огляделся с некоторым недоумением.
- Где ж тут чудеса?
- Иди сюда, - позвала она и исчезла за скальным выступом.
Леня с трудом протиснулся в узкий лаз.
- Осторожно, - донесся из темноты Танин голос. - Садись и съезжай на пятой точке.
- Далеко?
- Не промахнешься.
Не промахнулся - метров через пятнадцать вдруг ощутил под собой пустоту, но тут же шлепнулся на что-то мягкое. От неожиданности затряс головой, придя же в себя подал голос:
- Эй!
Впереди мигнул фонарик, и Рафалович пошел на свет. Но через десяток шагов он внезапно оказался в полной темноте.
- Ты где? - крикнул он, чувствуя, как от стыда заполыхали уши: столько страха было в его крике.
- Нащупай правую стенку и иди на голос. Здесь поворот будет.
Так он и поступил - и через две минуты замер в полном обалдении на краю сталактитовой пещеры, нескончаемо уходящей вперед и вверх. Свет Таниного фонарика искрил и переливался в прозрачных гранях колонн.
- Ух ты! - Других слов он подобрать не мог, да и не пытался.
- Смотри сюда.
Фонарик заскользил по ноздреватым, неровным стенам, выхватывая стилизованные наскальные изображения - людей, не всегда узнаваемых животных, геометрические фигуры, узоры.
- Что это? - прошептал Рафалович. Таня молча шла дальше, светя вдоль стен.
- Вот, - сказала она, остановившись. - Моя приватная часовня.
Он не заметил, откуда в ее руках взялась темная тонкая свеча. Таня выключила фонарик и чиркнула зажигалкой. Неровное пламя свечи оживило участок мертвой стены и выведенную на ней фигуру - человечка с непомерно большой головой, украшенной рогами. Таня застыла, зашептала что-то. Рафаловичу стало холодно, горло сдавил безотчетный ужас.
- Ты... ты поклоняешься дьяволу? - прохрипел он.
- А? - переспросила Таня, и ледяной ужас моментально отпустил его. Какому дьяволу? Этот рисунок появился в бронзовом веке, когда никакого дьявола не существовало, не было даже развеселого греческого бога Пана, по образу и подобию которого мрачные христиане, ненавидящие жизнь, создали дьявола, чтобы пугать им друг друга. А это... таким древние представляли себе Отца всего сущего - людей и зверей, камней, травы и моря...
Голос Тани под сводами гудел низко, чуть насмешливо, обволакивал. Ленечка не отрываясь смотрел на ее обтянутую грудь, не в силах отвести взгляд. Усилием воли он все же перевел его, но уткнулся в проглядывающий под короткой маечкой гладкий, чуть выпуклый в мягкой окружности живота пупок.
- Ом-м, - тяжело выдохнул Рафалович.
- Он самый, Фаллос, - рассмеялась Таня. Не поняв, о чем это она, он поднял голову и совсем потерялся. Таня улыбалась, а глаза светились, как эти сосульки грота, изнутри, холодно и жестко. Лицо, как серебряная маска. Жутко и томно стало Рафаловичу. Дотронуться бы только... "А чё только дотронуться?!" взыграло ретивое.
- Я хочу тебя, - неожиданно для самого себя выпалил Рафалович.
Он приблизился к ней, обнял сзади за плечи. Таня вывернулась, ушла из-под руки.
- Погоди, - сказала она.
Пещеру залил молочный, ровный свет, падающий сверху. Рафалович заморгал.
- Плюс электрификация всей страны. Минус, естественно, советская власть, пояснила Таня. - Мы с тобой, Фаллос, забрались в знаменитый Сталактитовый грот. Ну что, двинули в центр экспозиции? Он не шелохнулся.
- Ах да, ты, кажется, что-то говорил.
- Я... - он запнулся.
Отточенные за два десятилетия навыки бабсклея улетучились напрочь. Но горящие глаза были красноречивее любых слов и жестов.
- Ты действительно этого хочешь? - негромко и серьезно спросила она.
- Да. Да!
- Ты хорошо подумал?
Он кивнул. Она повторила его жест, показывая, что поняла, повернулась и пошла в глубь пещеры.
- Куда ты?
- А ты хочешь прямо здесь, "в греческом зале"? Не поймут.
В дальнем конце послышались оживленные голоса, топот туристских ботинок.
- Здесь километрах в трех есть кемпинг. Думаю, комнатку получим без проблем.
Группа экскурсантов подошла совсем близко. Возглавляющий ее лысый француз в зеленой ливрее с серебряными пуговицами начал что-то выговаривать Тане, экспансивно размахивая руками. Она пожала плечами, достала из нагрудного кармана кошелек, отсчитала несколько пюр. Француз принял их, хмыкнул, отошел.
- Что это он? - спросил Рафалович.
- Вошли с черного хода, электричество без спросу включили... Пришлось платить штраф за самоуправство.
Они вышли наружу, в узкую долину, поджатую каменными террасами. По карнизам сновали туристы, щелкали фотоаппаратами, запечатлевая друг друга, причудливые скульптуры, созданные ветрами и эрозией, наскальные изображения. Горловина долины перекрывалась невысоким турникетом, возле которой примостилась будка.
Таня усадила спутника в тенечке на белую пластмассовую скамейку, поговорила о чем-то с высунувшимся из будки усатым билетером.
- Через десять минут будет электрокар до кемпинга, - сказала она, вернувшись.
- Буйабесс здесь не может быть приличным по определению, ниццкий салат тем более, - говорила Таня, отобрав меню у Рафаловича. - Можно рискнуть на седло барашка в чесночном соусе и зелень. Вино?
- Вот это, я думаю. - Леня с видом истинного гурмэ ткнул пальцем в красивое изображение длинной бутылки со знакомой этикеткой "шато-лафит". Таня фыркнула.
- Не выябывайся.
Он обиженно вскинул брови.
- Лафит забьет вкус барашка, мясо забьет вкус вина. - Она что-то коротко сказала небритому гарсону в длинном вязаном жилете, и тот, почтительно наклонив голову, отошел. - Будем пить местное молодое винишко. Типа божоле, только лучше... Кстати, ты ручки помыть не забыл? В горах, конечно, и грязь чистая, но за полную стерильность не поручусь.