Страница 103 из 127
- Забыл все. По специальности-то не работал.
- А что работал? - чуть настороженно спросил Арцеулов.
- Да разное. - Павел постарался максимально приблизить свой ответ к действительности. - Лаборантом в институте. В приборах немного кумекаю оптика, электроника. Инструктором по горному туризму. В экспедиции много ездил, с геологами, с нефтяниками. Статьи технические переводил, английский у меня хороший. Математику преподавал, - вспомнил он свои занятия с Георгием. Шофером работал.
- На грузовой? - заинтересовался Арцеулов.
- На легковой. Председателя колхоза возил.
- Председателя? Меня возить будешь?
-Но у вас, наверное, есть шофер?
- Мой Егор давно на повышение просится. На рефрижератор.
- А это разве повышение? - удивленно спросил Павел.
- Конечно. Рефрижератор - это ведь что? Холодильник на колесах. А в холодильнике что главное? Лед. А лед - это что? Это вода замерзшая. А на такой воде какие деньги делают, знаешь? Большие деньги делают.
- Как?
- А так. Рыбу сухую заморозить - один вес, с водой - совсем другой вес. Больше сдашь - больше получишь. Больше получишь - лучше жить будешь. Нравится?
- Не очень.
Арцеулов хмыкнул, но промолчал.
Уже во вторник Павел сел за баранку новехонькой черной "Волги". Рабочие его дни были ненормированы и неравномерны. То Арцеулов с утра до ночи носился по объектам и мероприятиям, возил с собой разный народ, в том числе и иностранцев - в таких случрх Павел выступал еще и в роли переводчика. То наоборот, с самого утра заседал в кабинете, отпускал Павла до вечера и страшно удивлялся, что Павел в такие дни не выезжал на отхожий промысел, а сидел себе где-нибудь в уголочке, а то и прямо в машине и спокойно читал книжку.
- Странный ты все-таки, - говорил он с легкой примесью уважения. - А еще Розен.
Иногда приходилось работать ночами, загружать из пакгаузов какие-то тюки, коробки, отвозить к Арцеулову на дачу, что-то забирать оттуда. В такие ночи Павел старался внушать себе, что все это происходит не с ним, но потом на душе долго оставался грязный осадок. Несколько раз он находил в машине конверты с деньгами - от ста до двухсот рублей - и всякий раз пытался возвратить их Арцеулову, но тот отнекивался и говорил, что деньги не его.
После одной такой ночи Павел не выдержал:
- Константин Заурович, не могу я так больше. Отпустите.
Арцеулов прекрасно понял, о каком "так" говорит Павел, нахмурился:
- Не пойму я тебя, Паша. Почему не хочешь жить, как все? Газет, наверное, много читаешь?
Газет Павел как раз не читал вообще, разве что прогноз погоды и изредка программу телепередач. Бессмысленные передовицы, трескотня победных реляций с трудовых фронтов, маниакально-монотонные обличения загнивающего капитализма это все было ему нестерпимо скучно и казалось бесконечно далеким от реальной жизни. Но теперь, впервые поварившись на "народнохозяйственном объекте", он начал понимать, что вся газетная и прочая демагогия, наоборот, неотрывна от жизни, как неотрывны друг от друга две стороны медали. В ситуации тотальной лжи патетические бичевания "отдельных пережитков" и филиппики в адрес несунов, расхитителей и спекулянтов оборачивались идеологическим обеспечением тотального воровства, а тотальное воровство, существующее как бы вопреки официальным доктринам, обеспечивало этим доктринам реальную экономическую основу. А вместе они выстраивались в систему координат, в которой ему, Павлу Чернову, ныне Розену, не было места.
В феврале он сдал казенную "Волгу" упитанному юноше с вороватыми глазками и устроился преподавать физику на курсах штурманов. А в апреле под откровенно фальшивые завывания идеологических баныпи скончался очередной генсек и последний "руководитель ленинского типа", не уважаемый даже самыми твердолобыми ортодоксами, и у всего соцлагеря объявился новый начальник, ошеломивший всех молодостью, хрущевской манерой поддерживать шляпу ушами и умением долго и складно говорить без бумажки. Некоторое время население оторопело наблюдало, как новый лидер запросто, словно гоголевский квартальный, "деспоти-рует с народом дезабилье", и вслушивалось в каждое слово, слетевшее с высочайших уст, но потом быстро смекнуло, что слова эти хоть и свиваются в законченные фразы, но смысла никакого не несут, а стало быть, можно спокойно отправляться доворовывать то, что еще не успели.
В этот-то оторопелый промежуток Павел и начал время от времени заглядывать в газеты.
Павел сидел в крохотном читальном зальчике и перелистывал подшивку "Ленинградской правды" - газеты в библиотеку поступали из разных точек Союза, хотя и с опозданием. Он коротал время, ожидая, пока библиотекарша, высокая сухопарая старуха с пронзительными черными глазами, наберет по его списку необходимые справочники и пособия. Через неделю начинались занятия с летними, ускоренными группами, и нужно было внести кое-какие изменения в курс.
Глаза его скользили по полосам, выхватывая то фотографии знакомых мест, то фамилии, памятные по прошлой жизни. Исаакиевский собор в ограде лесов, Стрелка с птичьего полета, на симпозиуме выступил член-корреспондент АН СССР А. Ю. Кухаренко, Ленинградский областной комитет КПСС с глубоким прискорбием сообщает...
На 69-м году жизни, после тяжелой, продолжительной болезни...
Павел резко встал, опрокинув стул. Он опоздал на тридцать семь дней. Но на сорок не опоздает.
У Лилии Теодоровны Рафалович день упал на минус, с самого утра. Это ж мало того, что пришлось впустую прокатиться на СТО, где эти пропойцы так и не отрегулировали задний мост, и она была вынуждена в метро трястись через весь город в ателье, а там битый час объяснять, что нечего валить на "нестандартную фигуру", если у самих руки не из того места растут. Так еще и в молочном опять не было ряженки, а в булочной ее нагло обсчитали на тридцать копеек, а когда она тактично, но твердо на это указала, так ее же еще и обхамили! А дома что если вы думаете, что лучше, так нет. В почтовом ящике очередное письмо от мамаши, якобы из Харькова, а на самом деле из Хайфы, и опять одни слезы: и жарко, и ноги болят, и Беллочкина родня ее не уважает, за приживалку держит, и картошка дороже апельсинов, и домой-то тянет, и березки в снегу снятся. А вонючий лагерный хозблок не снится? А коечка в грязном бараке, где тоже не духами пахнет, не снится? А не снится, сколько стоило ее оттуда вытащить и отфутболить на историческую родину?.. Только чуть отошла от письма, откупорила баночку пива из холодильника - так нате вам, звонит вторая мамаша, Ленькина тетя Рива, и очень интересно рассказывает про свои болячки ровно сорок три минуты по швейцарским часам. Так и это еще не все. Только повесила трубку, приходитЛеня, злой как черт, говорит приятную новости что в торге лютует ОБХСС и многих уже таскали к следователю, и от paсстройства ложится спать среди бела дня. Короче, когда снова зазвонил телефон, Лилия Теодоровна сняла трубку не в самом милом расположении духа.