Страница 41 из 81
В общем, с адмиралом они договорились легко.
Рукогривцев для начала стал набивать себе цену - мол, кроме него с его связями в Минобороны, с тем же вице-адмиралом Богдановым и другими ребятами из Росвооружения, без которого тоже не обойтись, без него, контр-адмирала Рукогривцева, у Лени и его заокеанских партнеров ничего не получится. Рукогривцев попытался изобразить из себя опытного бизнесмена, но только рассмешил Леньку своими наивными представлениями о том, как делаются подобные дела...
Но расчет Леонида на то, что, покочевряжившись, адмирал соблазнится вульгарной взяткой наличными, полностью оправдался. Тридцать процентов авансом... И семьдесят процентов - по отгрузке товара. То есть - по отбытии ракетного крейсера со всеми документами в дальний поход под чужой флаг...
Расчет Леонида был правильным. Как только адмирал увидел написанную на бумажке цифру с пятью нулями, он сразу стал податливым и, как женщина в танце, уступил инициативу, согласившись, чтоб его вели. Он только все еще пытался набить цену. Но это уже звучало как формальное "не надо", которое женщина все еще говорит, когда все уже свершилось.
Наличные у Леонида были.
Колин уже сделал первый перевод, и теперь надо было только снять кэш со счета в питерском или московском отделениях Альфабанка.
Дело сдвинулось.
Но надо было еще утрясти миллион формальностей. И прежде всего учредить две фирмы. Фирму-покупателя. И фирму-перекупщика. И сделать все так, чтобы фирмы эти существовали вне его, Ленечки, бытия.
Питер Дубойс
Дамбартон-Оукс, Вашингтон, округ Колумбия
Май 1996
Интернет-страница предложила ему на выбор два языка: английский и русский. Питер Дубойс выбрал русский...
Русский считался в его семье даже не родным, а домашним языком. Пока Питер был маленьким, отец педантично следил, чтобы в доме звучал только "великий и могучий". Мать называла Питера Петей-Петушком и читала ему русские народные сказки. Они усаживались у электрического камина, в котором искусственным огнем горели пластиковые дрова. Потом на плечи накидывалась "бабушкина" шаль, и начиналось странное чтение нараспев, то с оканьем, то с незаметным переходом на аканье, что, как казалось матери, придавало чтению особый фольклорный колорит. Правда, надолго ее не хватало. Через некоторое время она переходила на скороговорку и старалась незаметно пропускать целые куски повествования.
- Мама, но Иван Царевич три раза дежурил у могилы отца: за старшего брата, за среднего и за себя, - ловил ее маленький Питер. - А ты прочитала только два.
- Питер, - для Пети-Петушка мальчик был слишком дотошным и внимательным, - какая разница? Во второй раз было совершенно то же самое...
- Нет, мамочка, ты мне сама объясняла, что три и два - разные числа. Их путать нельзя...
- А если бы здесь сто раз было написано, как он выходил сторожить эту чертову кобылу? - заводилась обычно мадам Дюбуа, - я бы все так и читала тебе, как дура?!
- Сто братьев не бывает, - логично возражал будущий криминалист.
- Ах, так?! Тогда пусть тебе дальше читает твой отец!
Питер прекрасно понимал, что это уже совершеннейшая фантастика. Чтобы отец читал ему книжку! Такого не могло быть даже в сказке! И Питер сдавался.
Но все равно, как он любил эти сказочные вечера! Как он ждал всех этих Сивок-Бурок, Кощеев Бессмертных, Иванов-дураков... А как он обожал сказки про Петю-Петушка. Про самого себя. Да и были они достаточно короткие, чтобы мать не сбивалась на халтуру. Вот он Питер, то есть Петя-Петушок, идет с косой на плече. Петушок очень похож на рыцаря. Гребень, шпоры... Отвага, благородство... Навстречу несчастный Зайка, жертва подлости и обмана. И Петя-Петушок снимает с плеча косу и идет на бой. И все уже отступили: Волк, Кабан, Медведь... Куда уж ему, Пете-Петушку, справиться с этим злом? Нет, он не отступит! Не испугается! "Уходи, Лиса, вон!"
Как он ненавидел рыжую плутовку! Маленький Питер знал все ее уловки! Сладкие речи заведет, хвостом направо покажет, сама налево побежит, а если что, мертвой прикинется. Погоди, Лиса! Не уйдешь...
Как-то в зоопарке он специально отстал от матери, вернулся к вольеру с рыжей лисицей и запустил в нее камнем. Прибежал служитель, потом мать... Его тогда строго наказали. Рыжую Лису он стал ненавидеть еще больше. За ее происки...
Но прошли годы, и английский язык постепенно вытеснил восточного конкурента из дома Дюбуа. Болезни окончательно испортили характер отца. Мать устала от беспросветной бедности. И теперь по-русски родители только ругались.
Отец к старости становился профессиональным злословом. Чтобы досадить жене, урожденной княжне Вороновой, он залезал в специальные научные труды по русской истории, а потом, во время очередной словесной перепалки, вдруг пафосно восклицал:
- Заговорила! Кровушка твоя, наконец, заговорила! Вся ваша порода князей Вороновых такая. Что вы сделали для России? Где вы были в тяжелую годину? А в Смутное время? Подумать только! Князь Воронов бросает царя-батюшку и бежит на поклон к Тушинскому вору. Кушать ему нечего было! Лишь бы нажраться! Вот и ты такая, княжна Воронова. Только о брюхе своем думаешь...
- Вьетнамский денди! - слышалось в ответ.
Это был довольно жестокий ответ мадам Дубойс. Лихорадка Денге, подхваченная Джоном Дюбуа во Вьетнаме, вызывала такие боли в мышцах и суставах, что заболевшие ею невольно приобретали особую раскачивающуюся походку, "походку денди". "Денге" - это искаженный "денди" по-испански. Дюбуа-старший с тех пор мучился болями во всем теле. Причем с годами все больше. И особенная походка сохранилась у него до смерти.
Иван Деревянкин родился в 1926 году в деревне с тавтологическим названием Деревянкино Смоленской губернии. Деревянкино затерялось среди лесных болот. По словам отца, в хорошую погоду на рассвете ему случалось видеть белую радугу.
- Мне многое уже забылось, - говорил отец в последний год своей жизни, - но белую радугу я помню очень хорошо. Знаешь, она будто из парного молока...
У старика текли слезы. Питер, не привыкший видеть отца сентиментальным, списывал все на старческий маразм, болезнь и позднюю ностальгию...