Страница 40 из 81
Справа вверх по сопке карабкались низкорослые заполярные елочки и березки. Слева, далеко внизу, открывался простор Кольского залива с малюсенькими, игрушечными в этом просторе корабликами. Расстояние обманывало глаз. Но ему, бывшему военно-морскому офицеру, были хорошо известны настоящие размеры этих "игрушечек"...
"Вон учебная плавбаза "Севастополь", - угадывал Леня, - она здесь еще и в годы курсантской юности стояла, и еще тогда ей было сто лет в обед, а вон и наш красавец "Адмирал Захаров"... Бывший "Михаил Суслов"... После перестройки его перекрестили. А что толку? Все одно на слом пойдет!"
Дежурный офицер был предупрежден о приезде Леонида и, радушно улыбаясь и с неким показным панибратством приобняв Леонида за талию, по флотским традициям подчеркивая тем самым статус особо почетного гостя, проводил его по коридорам штаба до адмиральского кабинета...
У Леонида невольно сжалось сердце от уже полузабытых "смирно", "вольно", "разрешите войти", "разрешите доложить"...
Пятнадцать лет назад покидал он этот штаб капитан-лейтенантом... А теперь вот - его, штатского шпака, да еще и еврея, капитан второго ранга с повязкой оперативного дежурного на полусогнутых провожает в кабинет контр-адмирала Рукогривцева, заместителя командующего флотом... Леня отлично помнил Рукогривцева... Он пятнадцать лет тому был капитаном второго ранга, замом командира их дивизии подлодок... Да пятнадцать лет назад Рукогривцев и не поглядел бы в его сторону, не то что "волгу" свою с водителем на всю неделю отдать! А теперь...
Значит, правильную жизнь прожил он, Ленька Рафалович! Значит, правильной дорожкой по шел...
По флотской привычке адмирал сразу предложил пойти пообедать.
Уж, понятное дело, что зам командующего по тылу кормят не в простой офицерской столовке!
Спустились на первый этаж. Офицеры по пути шарахались в стороны, замирали по стойке "смирно", вжимаясь спинами в стены коридоров. Те, кто в фуражках, вскинув ладонь к козырьку, кто без - провожали адмирала и его гражданского гостя поворотом головы, как подсолнух провожает дневное светило.
И Леониду было очень приятно.
В адмиральской столовой, представлявшей собой просторную комнату с единственным обеденным столом, накрытым белоснежной скатертью, все было очень чисто... Но в то же время как-то совершенно неуютно. То ли от клинически-белых занавесок, то ли от идиотской росписи по стене, где на фоне заполярных сопок резал форштевнем волну ракетный крейсер под советским еще флагом с серпом и молотом, а над ним резала воздух пара реактивных МИГов с красными звездами на треугольных крыльях... "Небось какой-нибудь матрос - выпускник художественного училища - в качестве дембельского аккорда намалевал", - подумал Леня.
Не спасали интерьера даже традиционные шишкинские мишки в сосновом лесу, повешенные на противоположной от панно стене. "Весь неуют от полной безвкусицы", - решил для себя Рафалович, усаживаясь напротив адмирала.
Возле столика уже стояла молоденькая официантка в накрахмаленном передничке и в таком же белоснежном кокошнике. Стояла, старательно изображая на лице крайнюю степень приязни и радушия.
"Наверное, жинка какого-нибудь майора, снабженца по продовольственной части, пристроенная на тепленькое местечко... - Леонид окинул взглядом ножки и фигурку улыбавшейся им официантки. - А в праздничные вечера, когда в этой адмиральской столовке банкеты закатывают, она и иные услуги может оказать, и муж ее, майор-начпрод, только рад будет тому обстоятельству, если она кому из оч-чень крупного начальства минет сделает! Потому как это вроде лишней гарантии от неприятностей, если какая недостача обнаружится..." - подумал Рафалович и, вздохнув, окончательно решил для себя, что советская военно-морская жизнь какой была, такой и осталась, и что для него, Леонида Рафаловича, она теперь смешна. Однако он приехал в этот заповедник вымерших мамонтов для того, чтобы поиметь здесь свой гешефт для настоящей жизни. Для той жизни, которая начинается там, где кончается Россия, - на Западе, в Калифорнии, в Майами!
На закуску подавали норвежскую семгу, салат из помидоров и заливной телячий язык. Адмирал сам налил из запотевшего графинчика и предложил выпить за Ленине здоровье. Отказываться было нельзя.
По второй - за здоровье адмирала - выпили под горячий пурпур украинского борща. По третьей - за тех, кто в море, - выпили под распрекрасные котлеты с гречневой кашей...
Говорили о разной чепухе, о кадровых перемещениях, что произошли в их бывшей дивизии и на флоте за последние пятнадцать лет, - кого в Москву забрали, кого в запас уволили...
- А помнишь Сережку Толстопальцева? Командира К 149? Помер... Рак поджелудочной железы... А Вову Тихомирова? Замом у Петровича ходил? Тоже похоронили. Инфаркт. И прямо в Сочи - в отпуске приключился! А Богданова Игоря помнишь? Он в третьей дивизии в Заозерном начальником штаба был? Он теперь в Министерстве обороны. Вице-адмирала в прошлом году получил. Перспективен. Я с ним недавно виделся в Москве - растолстел, не узнаешь!..
Разомлев от трех рюмок, Леня тут же припомнил свой давешний разговор с Колином Фитцсиммонсом. Не в адмиральской столовке, а в дорогом ресторане, куда пускают только обладателей золотых клубных карточек... Вспомнил, как лакомились десертом, как курили сигары по триста долларов за штуку...
Как разнились эти два обеда! Как разнились меню и интерьер!
И вместо улыбчивой женки ворюги-майора, там прислуживали им три официанта и все - натуральные французы...
Да и говорили они с Колином не по-русски. Да! Язык общения там был иным. Но было и что-то общее - вечное желание за едой делать бизнес.
Там, в Калифорнии, Колин выразил желание купить. Здесь, на русском Севере, адмирал Рукогривцев выражает желание продать. А его, Лени, дело связать два взаимных желания при своей собственной выгоде, чтобы и ему что-то досталось.
Вот и пришла ваша перестройка, господин адмирал! Вот и пригодился вам еврей Ленька Рафалович, которого еще пятнадцать лет назад вы и знать не желали в вашем подполковничьем высокомерии!