Страница 7 из 14
Автор оборачивается к нам, продолжает прерванную речь.
И больше ничего
Я ни к чему не нужен. Я, собственно, наг и сир.
Лоб клюёт бессонница. Ночь ничь не видит.
«Отче наш, – вдруг говорю, – Иже еси
на небесех! Да святится имя Твое, да приидет
царствие Твое…» – Тут пауза. Часы стоят.
Это был вдох. Наперерез дыханью
врывается: «…да будет воля Твоя
яко на небеси и на земли…» – и выдыхаю.
Я ни с кем никому, в большой квартире, на дне
мёртвого моря-мира, склизко, забиты ставни –
выпрашиваю: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь, –
а есть не хочу, больно мне, – и остави…» –
Именно так! Ребро поднимает вдох:
«…нам долги наша, якоже и мы оставляем
должником нашим…» – Вечность журчит водой
в трубах – они поют, как коммунары перед расстрелом.
«И не введи нас… – хором гудят за мной –
…во искушение, но избави…»
Утро, всё кончено, тает мой дом ледяной…
Пуля летит – «…от лукавого» – и разбиваем.
Вспышка. Дверь. Лестница. Жизнь – Магомедов кувшин.
Вот те и ночь! Ну уже не заснётся.
Отче наш! Ты один. Я один.
И ничего больше не.
Не остаётся.
Несколько шагов по водам. Об апостолах
Вонми, небо, и возглаголю,
и воспою Христа,
от Девы плотию пришедшаго.
Откуда берётся имя
У моей бабушки Веры была старшая сестра Анна, и была младшая – Елена. Родственники будут сопровождать нас на некоторых участках нашего пути, поэтому познакомимся. Бабушка Вера Александровна, 1900 года рождения; Анна Александровна, моя крёстная (на детском языке – Кока), 1898 года рождения; Елена Александровна (на детском – тётя Лёля), 1904 года рождения. И были два брата, Павел (1902 года) и самый младший, Николай (1906-го). В их жизни запечатлелась вся русская история двадцатого века: от Порт-Артура до Беловежской пущи, через революции, войны, репрессии и блокады, но об этом не сейчас.
Сейчас вот о чём.
Меня крестила Кока.
Как это было, я, естественно, не знаю.
Вот сейчас, рассказывая самому себе собственную жизнь (а это неизбежно, чтобы перейти к теме «Святые и я, грешник»), я вижу, какой она (жизнь) оказалась запутанной. Всегда хотел жить просто, а получалось сложно. Поэтому немного терпения: о сложностях моего крещения.
В то время, когда я родился, крестить человека было не такто легко. На весь Ленинград с его уже почти четырьмя миллионами жителей существовало чуть больше десятка действующих церквей, причём половина – кладбищенские. Все они просвечивались насквозь светильниками КГБ. Ходить в церковь, а тем более крестить – побаивались. Но в моём случае это не главное. Я изволил телесно родиться на два месяца раньше срока. Стояла холодная, промозглая осень, моя мама простудилась и не доносила меня. А я, едва показав свету своё крохотное тельце, заболел и вполне даже собирался умереть. Так рассказывали очевидцы. Кока, Анна Александровна, когда-то до революции училась в Свято-Владимирской школе при Новодевичьем монастыре. Она хорошо знала молитвы и Писание. Она меня крестила «страха ради смертного», сама, без священника. Точные обстоятельства моего крещения теперь уже не знает никто – только Бог. На мои вопросы об этом, которые я, конечно, задавал, став взрослым, все родственники, в том числе и Кока, отвечали уклончиво. Думаю, они просто боялись советской власти и не хотели поддерживать во мне интерес к церковной теме.
Можно засомневаться (и я задумывался над этим): а было ли крещение?
Было.
Вот странно: было же это сочетание людей, времени и действия. А увидеть, рассказать, как было – никто никогда не сможет. Как меня держала Кока на руках, погружая в воду – за пузико или под мышки? Как наливали в холодную воду кипяток? И было ли мне тепло или холодно? Я плакал? Радовался? Кто стоял рядом? О чём говорили? Где это вообще было – дома или в больнице? Никто не узнает никогда. Но это было. И может быть, там, после слова «никогда», вне времени, мне будет дано увидеть и прожить это явление чуда. Когда с тобой происходит нечто самое главное, а ты даже не можешь запомнить, как это происходит.
Это было именно потому, что подтверждено последствиями. Причина главных событий нашей жизни не в прошлом, а в будущем. Я был крещён не потому, что кто-то этого хотел, и не потому, что обстоятельства к этому вели. Ровно наоборот: никто этого не хотел, даже никто и не понимал, что происходит, и обстоятельства вели в противоположную сторону, холодную и пустую. Причина моего крещения в том, что через пять лет после него я услышал про Боженьку, через восемнадцать пришёл к Скоропослушнице, а ещё потом меня осенил Свет, и в двадцать один год я понял, что должен пойти встретить Христа и съесть Вечность на маленькой ложке.
Теперь ещё об одном сложном изгибе моей жизни.
Мне наречено было имя Андрей.
Наверно, при крещении. Этого никто никогда доподлинно не узнает.
Мой отец был поляк. Звали его Анджей – то есть Андрей. Его родители, мои дедушка и бабушка, пропали без вести во время войны в кровавом варшавском вихре. Как он, шести-восьмилетний, с младшим братиком Ждиславом, выжил – ещё одна из тех историй, которые никто уже не расскажет. Но выжил и после детского дома, после школы был направлен учиться в Советский Союз. В Ленинградском университете познакомился с моей мамой. И вот я родился.
Долго думали, как меня назвать. Мама решила, что назвать по имени отца. В свидетельстве о рождении записали – Анджей. Потому что иначе получалось как-то нелепо: Андрей Анджеевич. А когда крестили, нарекли Андреем. И дома всегда звали Андрей, Андрюша.
Только вот во имя какого святого Андрея нарекли – неизвестно. Никакого.
И когда я узнал, что у всех крещёных есть святые покровители, то почувствовал, что и мне нужно. Как сиротка, проведавший, что у всех детей есть мама и папа, начинает приискивать себе маму и папу в окружающем мире. Бабушкин брат Павел, дядя Павля, как-то шутливо назвал меня: «Андрей Первозванный». Потом в какой-то книге я увидел красивый крест, и звезду с блестящими камнями, и подпись: «Орден святого Андрея Первозванного».
И само собой получилось, что мой святой – Андрей Первозванный.
Я, естественно, ничего про него не знал. Где-то услышал, что апостол.
Кто такой – апостол?
Спросил у бабушки, у Коки. Они сказали: ученик Иисуса Христа.
Ага, того, который над головой Екатерины Афанасьевны.
У крёстной я нашёл книгу (это было, когда уже умел читать и хватал в огромных книжных шкафах все книги, до каких мог дотянуться). Старинная книга в голубом тиснёном переплёте с крестом. Надпись странными фигурными буквами: «Господа нашего IИСУСА ХРИСТА святое ЕВАНГЕЛIЕ». Раз тут про Христа, значит, и про его учеников. Значит, где-то и про Андрея – загадочного – Первозванного. Надо прочитать.
Так апостол Андрей привёл меня к книжному шкафу и дал Евангелие.
Необходимое отступление
Об исторической достоверности Евангелий
Мы не будем распространяться о достоверности Евангелий с точки зрения высшей истины: всякий, кто дочитал повествование до этого места, понял, что для автора она безусловна. Но чтобы просвещённый читатель правильно расслышал этого самого автора, необходимо оговорить некоторые положения, касающиеся достоверности канонических Евангелий и вообще новозаветных текстов как исторических источников.
Апостол и евангелист Иоанн Богослов. Мозаичная икона. XIII век. Афон, Великая Лавра
Не пугайтесь: мы не поволочём вас далеко в учёные дебри. Не станем ввязываться в бесконечные споры о том и о сём. Научная литература по означенному вопросу представляет собой даже не море, а океан, переплывая который всякий Магеллан непременно будет угроблен какими-нибудь дикарями. Мы просто покажем направление нашего движения, стоя на твёрдом берегу.