Страница 11 из 19
И вот помятые, с разбитыми лицами, в порванной, жалкой одежде, старики и старушки, над которыми глумились все кому ни лень, от работников ЖЭКа до сытых чиновников социальных служб и различных мэрий, униженных жалкими пенсиями, больше похожими на подачки на паперти, отдавших этой стране все свои силы и молодые годы, работавших честно, беззаветно веря в светлое будущее, которое для них наступило в этой камере, ободрились. Они вновь ощутили свою силу, вновь стали единым народом, построившим великую страну, перенесшим бойню Второй мировой, запустившим впервые в мире космический спутник, они ощутили гордость за прожитое. И уже кто-то затянул песню «Наш паровоз вперёд лети, в коммуне остановка…». А Санька вдруг спросил Шансина:
– Ты не знаешь, кто такой милый Эшгольц?
Костя недоумённо посмотрел на него, потёр разбитую щёку, а Тарабаркин извиняюще добавил:
– Приснилось, но не знаю, кто это.
– Герман Гессе, – вздохнул Шансин. – «Игра в бисер».
– Странно, ведь я не читал его, – смутился Тарабаркин и подумал: «Не к добру это, не к добру, обязательно побьют», – и у него заныли рёбра, отбитые омоновцами, а Костя Шансин вновь шептал стихи Анны Ахматовой:
Часть II. Как Турция превратилась в Антарктиду
Кроме праха, ничего не снится.
1
В первых числах января в низинке у слияния двух речек выпала рыхлая крупа. Как потом показали свидетели в овечьих тулупах с самогонным духом, была она не снежной природы, а что ни на есть крупяной, то есть белоснежной перловкой. Посему этому замечательному месту было дано название Крупчатка, где и поныне стоит одноимённая деревенька. В тот же час родился плюгавый младенчик. Был он не по возрасту смышлён, о чём он самолично заявил и был представлен старосте отцу Никодиму, имевшему в деревне прозвище Пьяный Глаз и отсутствие духовного звания, но на редкость многочисленное потомство во всех окрестных селениях. В силу последнего обстоятельства, а также по причине рождения младенчика, было выпито немереное количество всевозможных напитков, но со строгим градусом, а мальчик наречён иноземным именем Буйвол. Приехавший из городища батюшка возроптал и дал имя рождённому Филогоний, по святцам, но родители решили, что Буйвол тоже хорошо, поэтому нарекли его Филогоний Буйвол, в просторечии Фила, не путать с Филей. Со временем имя и фамилиё закрепились за мальцом, а по прошествии лет и за его отпрысками. С тех пор пошёл род Буйволов, странных, неуёмных, буйных, но суховатых, мелких, невероятно занозистых и «злючедерущихся», как говаривала бабка Сипуха с Улёбков. А дрались потомки Филы по поводу и без, зависимо от настроения либо от количества выпитого. Через пару сотен лет на свет появился мальчуган, вылитый Филогоний, но в этот раз нарекли его апостольским именем Павел. Хотя необычайно дружелюбная тётя Фрида из их коммуналки в заводском бараке всегда его звала Пауль на свой немецкий манер. У Фриды была трудная жизнь, хоть и начиналась счастливо на жирных землях Поволжья, однако лихие ветры эпохи смели её семейство уже в другую землю, промёрзшую, лежащую тонким одеялом на льдах вечной мерзлоты Якутии и Колымы, где она и похоронила всех своих многочисленных родственников, а заодно первую и единственную любовь, – голубоглазого, золотоволосого Пауля. Она прошла через весь ужас времени, сохранив любовь к людям, особенно к малолетним, а Павла Буйвола полюбила как родного сына, и он к ней проникся таким же чистым искренним чувством, да и видел он её чаще, чем свою мать. Незаметно для себя Буйвол привязался к Фриде и к имени, а на совершеннолетие поменял имя с Павла на Пауль. Так и ушёл в бурную круговерть жизни Пауль Буйвол.
В шумном заводском бараке, в районе с бодрящим названием «Соцстрой рабочего городка Осинники», Пауль вырос вместе с Тарабаркиным, был его ближайшим другом и охранителем. Долговязый Санька Тарабаркин драться не умел и не любил, поэтому каждая задиристая сопля норовила навалять тому по шее, но боялись Пауля, дерзкого, бесстрашного буяна. После окончания школы жизнь их развела в стороны. Буйвол закончил университет и метеорологом двинул на остров Диксон, откуда уходил в многочисленные полярные экспедиции и даже в Антарктиду, но в девяностые их всех пустили в расход, то есть выкинули, выдав жалкое пособие, которого с трудом хватило на билет до Большой земли. Через лет пять у высокого начальства в Москве засвербила гордыня в причинном месте, и оно заголосило на весь мир о величии страны, прошлых достижениях, в общем, вновь решили отправить большую экспедицию в Антарктиду. Пауля нашли друзья из управления среди ящиков с фруктами, которыми он торговал на рынке Томска. После короткого, но убедительного разговора Буйвол согласился принять участие в грандиозном мероприятии. Отряд формировали в Новороссийске, где экспедиционеров ждал большой корабль, продукты, оборудование, необходимое для жизни среди льдов. А предписания и деньги получали в управлении, в Москве, куда они говорливой толпой собрались к определённому числу, а потом так же отправились в сторону Новороссийска. Пока весёлое сборище геологов, метеорологов, биологов и прочих спецов добиралось до южного города, в вагонах поезда устроили шумное братание, заодно и прощание с Большой землёй. Некоторым вагонным обитателям, в простонародье – пассажирам, не понравилось их поведение, поэтому ближе к пункту назначения свершилась великая драка, перешедшая в банальный разгром одного из вагонов. В этом бурлящем котле себя ярко проявил Пауль, в силу чего в Новороссийске был препровождён в отдельный номер, но далеко не гостиницы. После отсидки пятнадцати суток, он и его пятеро товарищей по несчастью, отправились восвояси, то есть в Москву на покаяние и получение новых предписаний. За срыв работ государственной важности Буйволу было предложено по-тихому уволиться или двинуть на пустынный остров в Ледовитом океане. Пауль безропотно выбрал второй вариант и отправился домой в Томск попрощаться с женой. По прибытии в славный студенческий город, он накатил в привокзальной кафушке пару сотен граммов для храбрости, посидел в скверике, выкурив тройку сигарет, и отправился к своей убогой пятиэтажке, созданной в великие времена правления главного зерновода страны Хрущёва Никиты сына Сергея. Когда Буйвол поднялся к себе на четвёртый этаж, отскрёб ботинок от собачьего гуано (его смачное выражение) и постучал, то из-за облупленной двери появилось нечто волосатое, рослое, с довольной ухмылкой жующее кусок колбасы. Это нечто было одето в его трикушки, старую футболку с надписью «По хрен», подаренную друзьями на полярной станции. Майка с надписью отмела все сомнения по поводу ошибки этажом или домом, это была его квартира. Однако от неожиданности Буйвол всё-таки немного растерялся и, потирая распухший нос, уставился на мужика. Тот же хрипло, с задором невыспавшегося пионера, многозначительно щурясь, спросил:
– Ты кто?
– Я? – тут Пауль окончательно растерялся и выдал нечто несуразное, пожимая плечами. – Вообще-то муж.
– Хе, муж, – ухмыльнулся тип в его одежде и немного отпрянув от двери, крикнул вглубь квартиры, – Маша, где наш муж?
Под аппетитное шкворчание чего-то мясного из недр «хрущёвки» донёсся весёлый голос жены:
– Он у нас в Антарктиде!
– Понял, чучело? Наш муж в Антарктиде, – мужик толкнул его в грудь куском колбасы. Хотя сделал это зря, так как с этим же куском вымахнул из дома, то есть пролетел все пролёты с четвёртого по первый, не касаясь ступенек, открыл головой двери подъезда и жёстко спланировал в сугроб, чуть не зацепив соседку, идущую из магазина. На очереди была жена, но она, увидев положение дел, быстро закрыла дверь, забаррикадировалась и в замочную скважину, истерично срываясь, высказала всё, что она думает о нём, о его работе и о том, какой он мужчина. Последние слова окончательно выбили Буйвола из нормального русла, вернее, перевели в другое, мрачно-унылое. Плюнув на дверь, он ушёл. Месяц протаскался по гаражам, пил горькую, иногда бил зарвавшихся бичей. Потом его нашёл Тарабаркин, он устроил ему развод и работу на пивзаводе. Пауль с угрюмой отрешённостью принял помощь друга, но заявил, что как только поправит свой мозг, то удалится на предписанный ему по жизни далёкий остров, где до скончания века будет делать замеры воды, снега, а также температуры и скорости ветра.