Страница 98 из 146
- Да как-то и не тянуло особо.
- Надо же! А мне говорили, что в избранных кругах питерского студенчества сей пагубный порок в большом почете.
- Возможно. В этих избранных кругах я не вращаюсь.
- А зря. Перспективно мыслить надо, дружбу культивировать. Это сегодня они томные оболтусы, а завтра сядут в начальственные кресла...
- Спасибо, не интересуюсь.
- Но карьеру без связей не...
- А кто тебе сказал, что я хочу делать карьеру?
- Тогда чего же ты хочешь?
- Не знаю. Жить.
- Просто жить?
- Не просто, а на всю катушку. Брать от жизни все, чего пожелаю, и, в отличие от некоторых, не целовать начальство в зад.
Никита вскинулся.
- А как?! - закричал он - Обнося богатенькие хатки? Помогая делягам половинить закрома Родины? Этак, знаешь ли, тебя скоренько научат скромности в желаниях.
- То есть?
- То есть загремишь так, что никакие дяди Коне отмажут.
- Что это ты, братец, вдруг так забеспокоился? Боишься, как бы сестра тебе анкетку не попортила? А ты не боись - в мои планы такие варианты не входят. Только вот желательно, чтобы ты свои умозаключения о моей деятельности держал при себе.
- Не дурак, тебе одной и говорю.
- А раз не дурак, то и ладно. - Таня плеснула себе и Никите не успевшего потеплеть вермута. - Чтоб все у нас хорошо было... Слушай, у тебя там по случаю моего приезда ничего пожевать не заготовлено?
Оказалось, что заготовлено. Нашлась и жареная курица в духовке, и грибной салат, и баночка икры - и еще штоф "Фрателли Герчи". Под это-то хозяйство Таня и изложила братцу свое предложение, ради которого собиралась сегодня же специально выехать к нему в Москву. Но вот не понадобилось.
А предложение это было следствием очередного Таниного экспромта, сыгранного непосредственно в круизе. Еще на паспортном контроле в одесском пассажирском порту Таня заметила одно знакомое лицо. Этот кряжистый чернокудрый мужичок с гордым именем Архимед несколько раз приезжал на ранчо вместе с Шеровым и относился к числу людей, наиболее приближенных к Вадиму Ахметовичу. Своего рода телохранитель, но и не только - Шеров нередко уединялся с ним в кабинете и обсуждал, судя по всему, вопросы довольно важные. Она тогда направилась было к Архимеду через весь зал, но тот как бы между делом отсигналил ей: мы пока незнакомы.
Не успел скрыться за бортом родной берег, как к Тане начал клеиться довольно странный субъект - круглый, розовый, лысый дядечка лет сорока в темных очках и шикарном белом костюме. Дядечка благоухал коньяком, но кобелировал относительно интеллигентно, и Таня не стала посылать его куда подальше, а от нечего делать приняла его приглашение выпить по коктейлю в баре "Александра Пушкина". За коктейлем они разговорились. Таня узнала, что зовут этого мурзика Максимилианом, что его покойный папа был выдающимся архитектором, лауреатом множества премий, а сам Максимилиан работает в одном серьезном учреждении, из тех, чьи названия не произносят вслух. Последним словам, произнесенным театральным шепотом и с многозначительной оглядкой, Таня позволила себе не поверить - с работниками подобных учреждений она сталкивалась по работе в "Интуристе" и неплохо изучила их повадки. Максимилиан просто набивал себе цену. За вторым коктейлем последовал третий, а потом Максимилиан заказал целую бутылку экспортной водки и шампанского для отказавшейся от водки Тани. Закончились эти посиделки тем, что Максимилиана еще за час до ужина пришлось отволочь в каюту, и в этот вечер он был уже не боец.
Таня сама не сумела бы сказать, что побудило ее продолжить это малоинтересное знакомство, но когда на второй день зеленый и дрожащий всем телом Максимилиан выполз к обеду и начал бубнить что-то невразумительное насчет морской болезни, она ответила неотразимой улыбкой, предложила ему место за ее столиком и угостила джином с грейпфрутовым соком. К вечеру он опять накачался в лежку. На следующее утро, загорая в шезлонге около бассейна, Таня услышала, как Максимилиан противно канючит выпивку у красавца бармена, коротавшего нерабочие часы под ласковым черноморским солнышком. Бармен лениво и презрительно отбрехивался, а потом пожал загорелыми плечами и Молча нырнул в бассейн. Таня выждала, когда Максимилиан, помаявшись вволю и так и не заметив ее, сокрушенно вздохнул и отправился несолоно хлебавши вниз. Таня, не особо спеша, догнала его, увлекла в свою каюту и налила стаканчик из своих запасов. Благодарность Максимилиана не знала границ, однако вскорости он запросил еще. Таня ласково и твердо отказала, смягчив отказ напоминанием, что бар открывается через каких-то полчаса. По Варне они бродили под руку и заглянули не в один кабачок... Только через неделю Таня поняла, почему ее безошибочная интуиция подвигла ее возжахаться с этим деятелем. После дневной экскурсии по Неаполю их отвезли полюбоваться на шикарное, переливающееся неоном казино, подарили по красивой фишке и провели по игорному залу. Туристы блуждали между столами с изумленно открытыми ртами. Кое-кто набрался смелости и сделал ставку на рулетке. Впрочем, выиграла только одна толстая тетя, ненароком поставившая на "нечет". Максимилиан же замер у стола с "трант-э-карант" и, напряженно шевеля губами, следил за картами, веером вылетающими из ловких рук крупье. Лицо его сказало Тане все, что нужно было знать.
На теплоходе она не дала Максимилиану наклюкаться в баре, а, прихватив его вместе с бутылкой, отправилась на палубу. В умело направляемой Таней неспешной беседе под звездами он поведал ей о своей роковой страсти, стоившей ему семьи, карьеры (с папиной протекции он начал трудовой путь заместителем директора Дома архитектора, ныне же является многолетним безработным, не попадающим под статью о тунеядстве только благодаря корочкам творческого союза), друзей, здоровья. От богатого наследства осталась только двухэтажная родительская дача в "боярской слободе", что в сорока километрах от Москвы на Можайском направлении - все остальное давно спущено в карты или пропито с горя из-за проигрышей. За карточные долги ушла и шикарная папина квартира на Воробьевых горах, а в круиз Максимилиан отправился на самый остаточек денег, полученных за обмен этой квартиры на блочную одиночку в Кузьминках.