Страница 55 из 146
Он церемонно взял Таню за руку и повел в гостиную. Следом устремились Елка с Рафом, Житник с Нинкой, Игорь с Ларисой, Владимир Николаевич с Нелькой. Ванечка встал было, потом крякнул и налил себе коньяку в фужер для шампанского. Оля, Поля и Павел стали убирать посуду и подготавливать стол к чаю.
- Ну вот, - сказал Ванечка, обращаясь к наполовину сползшему под стол Барону. - Вот я и женатый человек. Где же ваши поздравления, Эрик Вильгельмович?
- Хрр, - отозвался Барон.
- Что ж, можно и так, - резюмировал Ванечка и залпом выпил.
За десертом среди персонажей произошли любопытные перестановки. Во-первых, совершенно осоловел новобрачный, так что Леньке с Павлом пришлось отволочь его сначала в места общего пользования на освежение, а потом, стянув праздничные брюки, - на супружеское ложе, поскольку ни для каких увеселений он в ближайшее время явно не годился. Через несколько минут, незаметно для всех, туда же поднялась Таня. Зато во-вторых, волшебным образом протрезвел Барон и даже умудрился за неполные полчаса охмурить Олю и Полю одновременно.
- Однако, экзотичный у вас вкус, сударь мой, - улучив минутку, шепнул ему Житник.
- Нет некрасивых женщин, - наставительно сказал Барон, -- есть мало водки. К тому же меня иногда весьма влечет неошелушенный эрос.
Владимир Николаевич, не пивший, поскольку за рулем, разомлел от незамысловатых прелестей Нельки и весь вечер, стесняясь без меры, все норовил подержаться за какую-нибудь ее часть - чаще всего получалось за руку или за плечо. Так что, когда Игорь и Лариса, волнуясь за маленького Стасика, оставленного на попечение бабушки, откланялись и поспешили на электричку, оказалось, что следующей партии отбывающих гостей исключительно по пути:
Владимир Николаевич вызвался подвезти Нельку до общежития и получил от нее приглашение остаться там на чашку чая. Сходное приглашение, естественно, получил от Нинки Житник. Но тут выяснилось, что и Барон тихой сапой организовал себе аналогичную перспективу с Олей и Полей. Однако! Смущало лишь одно обстоятельство - "Москвич"-то не резиновый. Впрочем, с этим разобрались быстро: Житник пошептался с Ленькой Рафаловичем, тот пошептался с Елкой, Елка пошепталась с Павлом. И в результате Владимир Николаевич и Барон убыли вместе со своими дамами - причем Барону на дорожку была презентована призовая бутылка шампанского, - Елка с Рафаловичем уединились в ее спаленке на втором этаже, а в комнате Павла вписались на ночь Житник и Нинка. В гостиной, сдвинув два кресла, похрапывал Ник; шум прощания ничуть его не беспокоил. Проводив гостей, Павел устроился на диване в отцовском кабинете с "Мастером и Маргаритой".
Ему не читалось и не спалось. В голове немного гудело, шелестела тишина, почти без перехода сменившая веселый шум. Он отложил книгу, выключил лампу и закрыл глаза. В темноте смеженных век поплыли оранжевые круги, и кто-то совершенно явственно сказал: "Судьба, судьба... Подумаешь, бином Ньютона!.." "Коровьев, ты?" - без слов спросил Павел. "Не твое дело, - бранчливо отозвался голос. - Собрался спать - так спи, а не хочешь, так иди вон посуду помой, а то засохнет за ночь".
- Постой, погоди... - прошептал Павел, открывая глаза.
Тишина. Он поднялся, надел тапочки и тренировочные брюки и через гостиную с посапывающим Ником направился в кухню. Оттуда через матовое стекло двери сочился свет. Негромко журчала вода.
Павел вошел и недоуменно протер глаза. Над раковиной в темном домашнем халате склонилась Таня. По левую руку от нее громоздилась горка вымытых тарелок. Услышав его шаги, она выпрямилась и обернулась.
- Не заснуть, - смущенно сказала она.
- И мне, - отозвался Павел. - Давай я помою. Тебе сегодня вроде как не полагается...
На "ты" они незаметно перешли по дороге из загса сюда.
- Знаю, - сказала она. - Ну и что? Если хочешь - можешь вытирать.
Павел взял полотенце. Они работали быстро, молча, сосредоточенно, и очень скоро грязной посуды не осталось.
"Жаль", - почему-то подумал Павел, и тут взгляд его упал на полку над плитой, куда кто-то умный поставил грязные кастрюли.
- А вот и еще! - радостно сказал он. - Только теперь вытираешь ты.
- Ну ладно.
Павел посыпал мокрую мочалку пемоксолем и принялся драить кастрюлю.
- Ловко, - заметила Таня.
- Привычка, - сказал Павел. - В экспедициях по два раза в день приходилось. Правда, песочком... Надоело ужасно. Из-за этого я и курить приучился.
- Как это?
- Понимаешь, порядок такой был. Поели - перекур, а кто не курит - на речку, посуду мыть. Отряд попался - все курящие, так что посуда была вся на мне. Я пальцы себе стер об эти миски-котелки. Поработал так с месячишко, а потом обзавелся пачкой "Плиски". После завтрака все закурили, смотрят на меня выжидательно, типа когда я за посуду возьмусь, а я вынимаю сигарету, зажигаю, пускаю дым через нос и говорю: "Ну что, кому сегодня горшки полировать?" Потом голова закружилась так, что чуть не упал.
- А я раньше табачный дым совсем не переносила. А теперь ничего, привыкла. Подружки многие курят, Ванечка...
Она замолчала.
- Пойду я, пожалуй... А то, правильно ты сказал, не полагается...
- Не... - Он хотел сказать: "Не уходи", но вовремя остановил себя.
Таня вопросительно смотрела на него.
- Не сердись на Ванечку, - продолжил Павел. - Он еще не умеет рассчитывать силы.
- Не умеет. - Таня вздохнула. - Спокойной ночи. И спасибо тебе за все.
- Ну что ты? Спокойной ночи.
Таня вышла, а Павел вернулся к своим кастрюлям.
- Не сметь, - процедил он сквозь зубы. - Не сметь! Жена друга...
Он закрыл глаза и волевым усилием вызвал в памяти медно-красные кудри, веселые золотистые глаза, лукаво изогнутые алые губы. Проявившись с некоторой натугой, образ той, другой Тани постепенно завладел его сознанием...
Перед тем как спуститься, Таня перевернула Ванечку со спины на бок, чтобы неровен час не захлебнулся. И теперь он так и лежал на боку, и, глядя на его спящее лицо, Таня впервые обратила внимание, какие у него густые ресницы и пухлые, детские губы. Словно заметив на себе ее взгляд, он застонал и дернулся.
- Спи, дитятко мое, - прошептала Таня.