Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 131 из 146

Тани, однако, дома не было. Лишь на столе в кухне лежала записка:

"Ванечка, милый!

Суп и котлеты в холодильнике. Ешь, не жди меня. Мы с Леней Р. поехали в больницу - Елка очень плоха. Целую".

Иван несколько раз перечитал записку, зачем-то перевернул листок, посмотрел на чистую обратную сторону, вздохнул и полез в холодильник.

Таня и Рафалович вернулись вечером. Таня была вся напружиненная, будто готовая идти в атаку, Леньку Иван таким не видел никогда - бледный, съеженный, с остановившимся взглядом.

- Что? - спросил Иван.

Рафалович молчал. Таня взяла его за рукав и отвела в маленькую комнату. Он двигался, как робот. Вернувшись в кухню, Таня выдвинула табуретку и села напротив мужа.

- Плохо, - сказала она. - У Елки с Леней вышла какая-то крупная размолвка, не знаю, из-за чего - он молчит. Она хотела отравиться. Еле откачали. Сейчас она в реанимации, без сознания. Но жить будет, слава Богу. Нас в отделение не пустили, даже в саму больницу пришлось через забор лезть... Леня совсем убитый, как неживой - да ты сам видел. Нельзя его бросать сейчас, а то как бы тоже чего не выкинул. Я уже матери его позвонила, сказала, что он у нас.

- Да, дела, - сказал Иван, закурил и, выждав минуту, добавил: - А меня в колхоз посылают. Прямо завтра, с утра. Собраться бы.

Рафалович весь вечер не выходил из комнатки Ивана. Когда к нему обращалась Таня, желая хоть чем-то отвлечь его, он лишь виновато улыбался и чуть слышно говорил:

- Я просто посижу, а? Не сердитесь. Она отнесла ему ужин, накормила Ивана и собрала его в дорогу. На другой день Иван уехал. Таня не стала провожать его, а, подхватив ни мгновения не спавшего и по-прежнему пребывающего в прострации Рафаловича, пешком отправилась по теплому летнему городу на Крестовский в больницу.

И снова пришлось лезть через забор, и снова неприветливая медсестра в справочном категорически отказалась выписать им пропуск в отделение, хотя и сказала, что больная пришла в сознание и переведена из интенсивной терапии в обычную одноместную палату.

- Посещения разрешаются только ближайшим родственникам, - процедила сестра, всем видом показывая, что разговор окончен.

- Я ближайшая, - неожиданно для самой себя выпалила тогда Таня.

Медсестра недоверчиво посмотрела на нее. Вообще-то возможно - приличное импортное платьице, культурная стрижка. Правда, пришибленный еврейчик, который при ней - явно не того круга.

- Фамилия ваша? - спросила медсестра.

- Чернова, - не моргнув глазом, сказала Таня.

- Больной кем приходитесь?

- Жена брата. Чернова Павла Дмитриевича. Рафалович вздрогнул.

- Даже и не знаю, - протянула медсестра. - Документы при вас имеются?

- Нет, - сказала Таня. - А зачем?

- Вот завтра придете с документами, тогда и посмотрим, - решила наконец медсестра. - Тем более что сегодня не впускной день.

Потом было то же, что и накануне. Они вернулись, и Леня тут же забился в Иванов кабинетик. Ужин, который Таня вновь принесла прямо в комнату, он оставил почти нетронутым, ни в какие разговоры с ней не вступал, а только сидел, уставившись в книжку. Перед сном Таня заглянула к нему - книжка была открыта на той же странице, что и полтора часа назад.

- Кончай, - решительно сказала Таня. - Она поправится, обязательно поправится. И все будет хорошо.





Рафалович поднял страдающий взгляд от книжки.

- А если не будет?

- Ну и что? Надо жить дальше.

- Ты так считаешь? - Он криво усмехнулся.

- Только так!

- И повезло же Ваньке-гаду! - внезапно воодушевясь, грохнул он. - Танюша, давай-ка чайку рванем и по койкам! Она улыбнулась.

Наутро они снова потащились в больницу и, перед тем как зайти в справочное, присели на скамеечку в просторном и ухоженном больничном парке, чтобы обсудить, как же все-таки прорваться к Елке.

- Так-так. Рафалович, если не ошибаюсь, - раздался вдруг трескучий и какой-то глумливый голос. Оба вздрогнули и одновременно посмотрели в ту сторону, откуда доносился голос.

Таня впервые видела эту холеную подтянутую даму с желтым щучьим лицом - и эта дама сразу же и активно ей не понравилась.

- Да, он Рафалович, - с вызовом сказала она. - Ну и что?

- А вы помолчите, - сказала дама. - Вас я не знаю, и знать не хочу. К Елене? - обратилась она к Рафаловичу.

- Д-да, - еле слышно пролепетал он. На него было жалко смотреть. Скажите, как она?

- Вашими молитвами, - с ледяной злобой прошипела дама. - Впрочем, она вполне уже пришла в себя и готова сказать вам пару слов, после чего мы обе надеемся больше никогда вас не видеть.

- Я-п... Я-п... - заикаясь, начал Рафалович. Таня крепко сжала его руку. Дама молчала, испепеляя их обоих ненавидящим взглядом. - Я н-не понимаю, Лидия Тарасовна...

- Так идете? Или что, со страху штаны грязные? Только имейте в виду, что Елена будет говорить только с вами. Или вообще не будет.

- Пойдем, - шепнула Таня. - Вам нужно объясниться. А я подожду тебя у входа.

Они встали и вслед за Лидией Тарасовной направились к терапевтическому корпусу.

Нарядная, веселенькая палата напоминала хороший гостиничный номер. Тихо жужжал кондиционер, навевая прохладу, в углу белел импортный холодильник неведомой марки, на низком полированном серванте стоял большой цветной телевизор, столик, придвинутый к окну, был уставлен вазами с цветами и фруктами, коробками конфет. В дальнем углу, на просторной белой кровати, по шею накрытая ярким цветным покрывалом, лежала маленькая, почти незаметная, прозрачная Елка и молча смотрела на робко вошедшего Рафаловича ясными, осмысленными глазами.

Тихо прикрыв за собой дверь, он сделал один шаг вперед и застыл. Она тоже не шелохнулась и продолжала смотреть на него - спокойно, без каких-либо чувств. Молчание затянулось и стало для него совсем нестерпимым. Он сделал еще шаг.

- Не приближайся, - слабо, но отчетливо произнесла Елка.

- Леночка, я... - сказал он, закашлялся, остановился и начал снова. - Я понимаю, что ты меня ненавидишь...

- Ты не прав, - так же внятно и бесстрастно проговорила Елка. - Я не ненавижу тебя. И не презираю. Я не считаю тебя достойным каких-то чувств, даже таких. Ненавидеть и презирать можно то, что есть. А тебя для меня больше не существует. И я постараюсь забыть, что ты был когда-то.