Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 128

 

Сережа каждый день сидел в темноте под столом. Каждое утро после завтрака он шел на мамину работу. По утрам мама ходила так быстро, что Сережа едва за ней успевал. Он молчал, пока они бродили по улицам, то ускоряя шаг, то останавливаясь перед высокими стеклянными дверями. По утрам мама была сердитой. Между бровями у нее появлялась глубокая складка, она прищуривала глаза, закусывала губу, и сильно тянула его за руку.

К счастью, в большинстве случаев, ходили они недолго. Мама толкала одну из стеклянных дверей, и они попадали в холл. Чаще всего холл был огромный, и потолок у него был таким высоким, что Сережа задирал голову, и даже так едва мог его рассмотреть. Мама подходила к человеку за высокой стойкой. Сережа человека не видел, только слышал, как мама с ним разговаривала. Она рылась в сумке, шуршала бумагами. Сережа стоял за ее спиной, стараясь не попадаться человеку на глаза. Потом они поднимались на лифте наверх.

Мама находила рабочее место, Сережа нырял под стол. Мама наклонялась и быстро устраивала ему там гнездо из теплых курток. Весь день он сидел в полутьме и играл в игрушки, оставшиеся у него со времен, которых он не помнил. Иногда Сережа дремал, иногда прижимался к маминым ногам щекой, и она опускала под стол руку и трепала его по волосам.

Больше всего Сережа любил тот момент, когда приносили офисный ланч. До конца рабочего дня оставалось еще несколько часов, еда в белых пластиковых коробках, разделенных на три секции, была невкусная, но для Сережи время начинало стремительно нестись к той точке, когда к нему возвращалась мама.

Сразу после работы они шли в магазин, и мама оставляла там все деньги. Сережа всегда внимательно следил за тем, как купюры переходили из маминых рук в руки кассира. Пройдя кассу, мама начинала улыбаться.

Вечер принадлежал Сереже, он мог играть, бегать и смеяться. Если на улице лежал снег, он кидался снежками. Если было сухо и солнечно — карабкался на лестницы и горки детских площадок, на которых ему никогда не встречались другие дети. Если шел дождь, они сразу отправлялись на поиски жилья, и обо всем разговаривали по дороге. После ужина — играли до самого сна.

Он никогда бы не ушел от нее по своей воле. Но слишком многое совпало в тот день.

Стол, который мама получила в офисе модного женского журнала, стоял лицом к  проходу, и в щель между двумя закрывавшими его сзади листами фанеры Сережа мог видеть ноги пробегающих мимо людей. Такое было редкостью: чаще всего столы, под которыми он сидел, были придвинуты к стенам.

Сережа отложил игрушки и, прильнув глазом к неширокой щели, стал наблюдать. Его поразило обилие и разнообразие ног: туфли на каблуках и без каблуков, мокасины, подолы юбок, оборванные низки джинсов, длинные широкие штанины брюк, прозрачные капроновые колготки и узкие штаны, закатанные снизу. Люди сновали туда и сюда по проходу, ускорялись, замедлялись, останавливались и бежали дальше. Сережа смотрел на них, пока между ногами не мелькнуло что-то сине-зеленое, блестящее, округлое, размерами со среднюю собаку. Сережа вздрогнул и сильнее прижался щекой к фанере, но рассмотреть существо не успел.

Через несколько минут оно появилось снова, но на этот раз двигалось медленнее. Сережа увидел, что существо напоминает прозрачного студенистого слизня, хотя и не оставляет на полу никаких следов. В третий раз слизень полз совсем медленно. На спине у него лежал толстый глянцевый журнал с красиво одетой женщиной на обложке. Спина у слизня была круглая, небольшим горбом, и Сереже стало очень интересно, почему журнал не соскальзывает. Одновременно он заметил, что ног у слизня нет, но и движений брюшком, как улитка или змея, он не делает. Казалось, это просто огромная капля воды, которая течет вперед.

Сережа засопел и встал под столом на коленки. Его пальцы вцепились в шершавые края фанерных листов, он старался раздвинуть их, чтобы лучше видеть. Слизень полз снова. Он остановился рядом с мягкими коричневыми мокасинами, из которых торчали две худые волосатые мужские лодыжки. Затормозив, слизень приподнял переднюю часть тела, словно смотрел вверх, хотя глаз у него не было, а потом высоким женским голосом произнес: «Костя, где вы ходите? Бросайте все, и быстро ко мне!»

Мокасины нервно переступили на месте, подпрыгнули и бросились бежать по проходу. Слизень скользнул в противоположном направлении. За те десять секунд, которые он стоял на месте, Сережа успел разглядеть его прозрачное студенистое тело и теперь хотел потрогать, понять, твердая у него кожа или жидкая, прилипнет ли к ней рука или провалится внутрь, холодная она или теплая.

Два слизня медленно ползли мимо его стола. Они толкали перед собой стойку с тяжелыми осенними пальто. Один слизень был синий с зеленоватым отливом, другой — зеленый в синеву. Стойка раскачивалась, разноцветные яркие рукава беспомощно взмахивали, как будто боялись потерять равновесие.

Сережа просунул в щель между фанерными листами пальцы, дальше рука не пролезала. Он старался, пыхтел, толкал. Один из листов беззвучно и мягко съехал в сторону, ткнулся в пол растрепанным углом. Сережа лег на живот и мягко скользнул в образовавшийся проход. Мобильник, висящий у него на шее на прочном шнурке, стукнул по ламинату, но на этот звук никто не обратил внимания.

Слизни уже поворачивали за угол, Сережа бросился за ними. Он оказался в огромном лабиринте, проходы которого образовывались столами, невысокими перегородками и офисами с непрозрачными стенами, рассыпанными по огромному залу, как детские кубики. Потолок был высок, под ним змеились серебристые трубы коммуникаций. Людей было много. Большая часть из них бежала по проходам, другие, как мама, сидели за столами, уткнувшись носами в мониторы, третьи, остановившись, разговаривали друг с другом, переходя на раздраженный крик. Их рассерженные голоса гудели в воздухе, как холодный ветер в проводах.