Полоса переменности

— Нет, — ответила жена Рыжего. Говорила она с трудом, ее горло перехватывали мучительные спазмы. — Уехали обратно.

— Куда — обратно? — удивился Антон.

— В зону стабильности, — ответила жена Рыжего. — Многие уехали, не захотели остаться. Тут трудно и есть особенно нечего. К тому же, жена Павлова жаловалась, что он ее бил.

— Ты говори, что с Павловым! — потребовал автоматчик.

— В десяти минутах отсюда лежит на дороге. Мертвый.

— Кто его? — сквозь зубы спросил автоматчик. Остальные трое партизан тоже подобрались и встали ближе, плечом к плечу. Антон замолчал, судорожно сглотнул.

— Кто его?!

— С нами был еще один парень. Не знаю, откуда он взялся, он ведь был против. Сначала мы с ним, вроде, договорились, но потом они сцепились с Павловым — прямо на дороге, и парень его…

— Был против? Игорь?! Это Игорь? — крикнула вдруг Полина, и Антон, старавшийся избегать ее взгляда, невольно посмотрел ей прямо в глаза.

— Да, — кивнул он.

— Где он? Где эта падла!? — взревел автоматчик.

— Он жив? — крикнула Полина.

— Нет, он умер, — сказал Антон. — Павлов достал его первым. А Игорь, падая, зацепил его шею ножом. Я пытался помочь, но… Они оба.

Все замолчали. Они стояли и смотрели на Антона: оборванного, грязного, испачканного своей и чужой кровью, со сломанным и опухшим носом. Тихо плакала рыжая девочка. Маленький мальчишка, тоже рыжий, с коротко, почти под ноль стрижеными волосами, которые поднимались над его светлой головой, как легкие язычки пламени, нарушил молчание.

— Мама, когда мы будем есть? — спросил он громко. — Ты обещала, что скоро, а мы все не едим и не едим.

 

Дом был еще крепким, но уже старым. Бревна, из которых были сложены стены, стали серыми от времени, крыльцо еле заметно покосилось, с рассохшихся оконных рам облупилась почти вся краска.

— Наколи дров до вечера, — устало сказала Анна.

— Хорошо, — ответил из глубины дома Антон, но даже не пошевелился. Он лежал на старом диване — день за днем, в одной и той же позе. Руки его были сцеплены на груди, ноги скрещены, глаза смотрели на узкие доски вагонки, которой был обит потолок.

— Антон, ты меня слышал? — повторила она, раздражаясь.

— Слышал, конечно, слышал, — сказал он, но так и не встал. Анна пошла к нему, сжимая в руке половую тряпку, которой только что мыла пол в кухне — сжимая так, словно хотела ударить его. Антон поднял голову над подушкой и посмотрел на нее с неприязнью.

— Я все сделаю, — сказал он.

— Знаю, как ты сделаешь, — ответила Анна. — Ты их колешь уже третий день, только поленница почему-то не прибавляется.

Антон сел на диване, спустил на пол длинные худые ноги, сунул их в стоптанные шлепанцы с намечающимися на месте больших пальцев дырками. Раздраженно посмотрел на Анну.

— А что ты хочешь? — сказала она, защищаясь. — Если тебя не гонять, ты так и пролежишь до зимы.

Щека у Антона дернулась, губы растянулись в горькой кривой усмешке. Он уперся ладонями в край дивана и замер, будто собираясь с силами перед тем, как встать. Анна смотрела на его изменившееся лицо, и чувствовала, как сердце сжимается от боли сострадания. Нос у Антона теперь был кривой, и под глазами остались еле заметные припухлости, которые неуловимо меняли черты когда-то гармоничного лица. Изменился и голос. Теперь Антон говорил в нос, отчего часть звуков выходила нечеткой, и бархат его баритона исчез.

Анна хотела бросить его, но не представляла, куда ей идти. Уже год их маленькое сообщество выживало в одной из заброшенных деревень. Даже всем вместе им приходилось нелегко, а о жизни в одиночестве за пределами деревни никто не смел и думать. Она могла бы просто занять соседний дом, перестать быть его женщиной, но боялась одиночества. Мужчин в их деревне было мало, Антон был не худшим.

Анна устыдилась своих мыслей. Он ведь вел ее за руку, когда она потеряла зрение, он не бросил ее. И он еще мог когда-нибудь стать собой: открытым, раскованным, уверенным в себе, гипнотически действующим на людей. Может быть, нужно было просто ждать.

— Прости, — сказала она Антону. — Я просто устала очень. Не обижайся. Ты выйди на улицу, чего ты все лежишь? Там погода чудесная.

Анна села рядом с ним, положила голову ему на плечо.

— Все мы сделали не зря, — шепнула она ему на ухо. — Не зря. Ты заметил: всего год прошел, а уже начинает налаживаться погода. На улице лето, никаких снегопадов. Все успокаивается, приходит в норму. Ты заметил?

— Я заметил, — кивнул Антон и, прижав к себе ее голову, поцеловал в висок.