Полоса переменности

— Честное слово, я все равно никуда больше с тобой не пойду. Ты мне не нравишься.

— Уверяю тебя, ты ей тоже, — Игорь улыбнулся, а потом засмеялся, переводя взгляд с Антона на Лину и обратно. — Хотя… Она что, нравилась тебе? Нравилась, да? Серьезно?

— Я же вам объясняла: мы копируем наиболее привлекательные для человека формы и создаем запахи. Нравиться — это то, что мы умеем. Так что не осуждайте вашего друга.

Игорь подошел к Лине и, сложив ладонь лодочкой, зачерпнул с ее плеча пригоршню слизи. Антона едва не вырвало. Игорь поднес к нему студенистый бежевый комок, который уже не напоминал человеческого тела.

— Что это? — с отвращением, отстраняясь, спросил Антон.

— Слизевик, — наслаждаясь его растерянностью, ответил Игорь. — Он тебя обманул, чтобы использовать в своих целях. Правда, ты оказался крепким орешком.

— В каком смысле — слизевик? — спросил Антон.

— В том смысле, что это не женщина. Это существо, которое притворялось женщиной с внешностью по твоим предпочтениям.

— Перестаньте! — сказала Лина, и оба замолчали. Она подошла к Игорю, взяла у него из руки часть слизевика, посадила себе на руку, и он сравнялся с кожей.

— Она что-то говорила про зону, — сказал Антону Игорь.

— Мне даже не нравится такой тип женщин! — ответил тот, не в силах отвести от нее взгляд. Сейчас, когда мозг не достраивал больше видимый образ до желаемого, он замечал и слабое движение жидкости в ее так называемой коже, и то, что волосы и ткань ее одежды не имели привычной фактуры.

 — Однако же ты купился и сделал то, чего она от тебя хотела.

— Чего же?

— Ушел со съемок. Ей было нужно, чтобы ты ушел — она думала, система стабильности развалится, если убрать из нее важных людей. Но, во-первых, система этого даже не почувствовала. Во-вторых, ты повел себя не так, как она рассчитывала.

— Вы опять не услышали главного, люди, — сказала, вставая рядом с ними, Лина.

— Слизевик? — спросил Антон. — В смысле — миксомицет?

— Он не услышит главного, — обратился к Лине Игорь. — Он слишком занят личными переживаниями. Ты сказала что-то о том, чтобы зона не росла. Это возможно?

— Думаю, да.

— Чтобы осталась в таком виде, как сейчас? Со всеми людьми, с ресурсами, только не росла?

— Да. Чтобы продолжала защищать все это огромное пространство, которое когда-то было единым.

— Но как?

— Это невозможно, — вмешался Антон. — Любая полумера ненадежна. Нужно все здесь уничтожить…

— Знаешь, как говорят: худой мир лучше доброй ссоры, — возразил Игорь.

— Но какими методами? — быстро спросил Антон.

— Шантаж, угрозы, демонстрация силы, манипуляция, блеф, ложь, — ответила Лина. —  Как обычно они это и делают, политики. Но мне нужна будет помощь.

— Какая? — Антон поморщился. Казалось, смотреть на Лину ему стоит огромных усилий.

— Мне нужна Карина. Черви и трояны в компьютерах, поддержанные маленькими комочками слизи, заползшими в микросхемы — это заставит их нервничать, сильно нервничать. Заставит их думать, что где-то в оборонной системе спит червь, который способен все разрушит.

— Но это только временная мера, — Антон качал головой, при этом раскачивались свисавшие из ноздрей обрывки трикотажной ткани, пропитанные кровью, и весь он был похож на индюка — с этими тряпками, красным распухшим носом и странным поворотом головы. — Потом они изобретут антивирусы, сделают герметичные боксы, куда будет не пролезть. Они будут защищаться.

— Но какое-то время мы выиграем, — мягко возразила Лина.

— Можно сказать? — раздался голос Карины, и Антон вздрогнул, потому что забыл о ней, следящей за ними из зажатого в его руке телефона.

— Что? — спросил он.

— Отпустите меня, дайте свободу.

— Как джинна в сказке? — спросил Игорь.

— В каком-то смысле — как джинна, да. Не хочу зависеть от хозяина, хочу сама принимать решения. Мы справимся, а если нет — будет война, или зона погибнет, или разрастется и все поглотит. Набор вариантов, в сущности, остается тем же, что и сейчас. К тому же, вы мной управлять все равно больше не сможете.

— Почему? — изумленно спросил Антон.

— За пределами стабильности больше нет связи — телефонных вышек, интернета. Ничего. Сеть только тут, а я — только в этой сети. Все мои семьдесят четыре спящие копии.